Истории от Олеся Бузины: Наследие Богдана

Забытый юбилей. 360 лет назад начал оживать интеграционный проект великого гетмана.

В чаду новой майданной смуты мы совершенно забыли о 360-летии события, навсегда изменившего судьбу не только украинской, но и общерусской истории — Переяславской Раде. Официально она датирована 8 января 1654 года — именно в этот день казачья старшина во главе с гетманом Хмельницким присягнула московскому царю. В недавние советские времена эту дату официально называли «Днем воссоединения Украины с Россией».

Летопись Самуила Величко — казачьего историка начала XVIII века — описывает Переяславскую Раду так: «Хмельницкий, изрубив орду, возвращавшуюся из Литвы, положил этим начало к неприязни с ханом. Он сразу же послал к пресветлому великому государю Алексею Михайловичу, всероссийскому самодержцу, своих послов, желая со всей Малороссийской Украиной, лежащей по оба берега Днепра, со всем Запорожским Войском пойти под его сильную протекцию при своих давних правах и вольностях. Он, пресветлый всероссийский монарх, это посольство Хмельницкого принял сердечно и мило и очень радовался тому, что такая большая часть малороссийской земли, остававшейся в греко-русском православии, добровольно склоняется к нему, православному монарху, без какой-либо войны и кровопролития и отчуждается от своих вчерашних панов — поляков, пребывающих в римской вере. Итак, он, монарх всероссийский, для утверждения под высокую руку его, Хмельницкого, со всей Украиной и Запорожским Войском, прислал в Переяслав своих именитых и полномочных комиссаров — великого боярина Василия Васильевича Бутурлина со товарищи, прибывшими в Переяслав на праздник Крещения. Прибыл на тот же праздник Крещения из Чигирина в Переяслав с генеральной старшиной, с полковниками и значительным с обеих берегов Днепра войсковым товариществом и Хмельницкий… При исполнении указанной присяги наименовал Хмельницкий быть вместе с собой под протекцией и державой пресветлого всероссийского монарха городам Киеву, Брацлаву, Чернигову со всей Украиной и ее поветами аж по самую линию, то есть по реки Горынь, Рось и Тетерев».

Но исторические события не вмещаются в один день. Это медленный непрерывный процесс. Перенесшись мысленно в ту далекую эпоху, мы обнаружим, что большинство людей, населявших Украину, не только в дни Рады, но и вскоре после нее еще не знали, ЧТО произошло в Переяславе. В «стране казаков» не выходило ни одной газеты. Не было даже почты, регулярно доставлявшей письма. Информация распространялась через знакомых и… базары, куда раз в неделю съезжались торговцы. Естественно, она искажалась до неузнаваемости, обрастая чудовищными слухами, так, что никто толком не мог понять, с кем дружим сегодня и против кого воюем. Единственными более-менее надежными источниками были гетманские универсалы — из них, по крайней мере, можно было узнать официальную точку зрения.

На протяжении всего января и февраля 1654 года гонцы Богдана Хмельницкого и боярина Бутурлина развозили текст присяги царю по полковым городкам и сотенным местечкам. Писари зачитывали ее народу (не полковники и сотники, а именно писари, так как большинство казачьей старшины в те времена не умело писать!), люди слушали и присягали.

Польский король Ян Казимир не мог предложить Хмельницкому ничего, кроме плахи.

МАЗЕПИНЦЫ И БОГДАНОВЦЫ. Выбор Хмельницкого впоследствии имел немало критиков и горячих поклонников. В начале XX века в Киеве в день Переяславской Рады у памятника гетману собирались группки «мазепинцев» и «богдановцев», ругавшихся до одури, прав или не прав был Богдан. Но, если отбросить патетику, у Хмельницкого просто не было другого выбора.
Как всякий политик он пытался решить две проблемы — сохранить страну и себя в качестве ее главы. Он перепробовал все прелести «многовекторности», так популярной у нас при Кучме: дружил с крымским ханом и турецким султаном, мадьярами и молдаванами, получал военную помощь от русского царя, пытался мириться с поляками, но к 1654 году явно устал бегать между всеми навприсядки, отплясывая боевой гопак. И годы брали свое, и враги становились все сильнее.

Попытки «евроинтеграции» тоже ни к чему не привели. После каждого выигранного сражения с Польшей Хмельницкий заключал мирный договор. Он садился пить с польскими гетманами и военачальниками, которых хорошо знал по прежней службе Речи Посполитой, провозглашал тосты за здравие короля, обещал быть верным его слугой. Но пир заканчивался. Казаки возвращались в свой лагерь, а ляхи — в Варшаву, где снова набирали войско и шли на Украину возвращать все к тем порядкам, что были до восстания 1648 года. Видеть Украину даже в виде автономии, а Хмельницкого — ее главой — польская политическая элита, зараженная европейской манией величия, не желала. Хмельницкий нужен был ей на плахе, а не в Чигирине — столице тогдашней казачьей державы.

Самому же Богдану приходилось то и дело краснеть перед своим «электоратом» за очередную попытку договориться с Варшавой. Вот как описывал «мир» 1649 года на Украине информатор русского правительства Кунаков в своем донесении: «А ныне де у Богдана Хмельницкого с поляками война будет впрямь по такой причине: когда хлопы из Войска Запорожского по пактам учали было приходить в панские и шляхетские имения в дома свои, паны и шляхта их мучили и избивали и похвалялись: то де и вашему Хмельницкому будет, дайте нам справиться. И к Богдану Хмельницкому приходили хлопы, собралось больше 50 000 человек, и ХОТЕЛИ ЕГО УБИТЬ: для чего де без нашего совета с королем помирился?»

Вряд ли Богдан подозревал, как вырастет Украина в результате его выбора. Он всего лишь хотел сберечь хутор.

ЖИВОЙ И СО СЛАБОСТЯМИ. Став после смерти символом восточного выбора Украины, при жизни Хмельницкий не был памятником. Современники отнюдь не воспринимали его как идеал. Он хотел сохранить гетманскую булаву в своем роде и передать ее сыну. Больше всего его интересовала собственная усадьба в Субботове под Чигирином. Именно отобранный поляками хутор, на который Хмельницкий имел не больше юридических прав, чем Виктор Янукович на Межигорье, стал главной причиной для превращения Богдана из лояльного польского сотника в вождя казачьего восстания. Уверен, выбирая присягу московскому царю, гетман помнил и об этом «маетке» — Москва сразу же признала его имущественные права, которые Варшава упорно считала «самозахватом».

У гетмана была огромная проевропейская оппозиция. Украинские магнаты (да, именно украинские — некоторые из них даже сохранили православие, как Адам Кисель, а другие, как Вишневецкий, стали католиками лишь в первом поколении!) ни в грош не ставили Хмельницкого. Они называли его обычным бандитом, как и казаков. В сущности, по законам Речи Посполитой, постоянно апеллировавшей к «европейским ценностям» Хмельницкий и был преступником. Он отказывался признать над собой главенство этой самой Европы — римского папы, польского короля как светского носителя католического универсализма, международного торгового капитала, уже тогда через своих компрадоров эксплуатировавшего сырьевые ресурсы Украины.

Галичина была против Хмельницкого. И Подолия. И шляхетская Волынь. Как раз те территории, где в январе нынешнего года произошел захват государственных администраций. Шляхетские ополчения галицко-волынской шляхты сражались с гетманской армией под Пилявцами и Берестечком. Польскоязычный Львов (богатый тогда, в отличие от бедного нынешнего) откупился от войска Богдана в 1648 году гигантской суммой в миллион злотых. Даже Киев, о чем ныне забыли, не признавал гетмана безоговорочно — в нем были чрезвычайно сильно польское влияние, а часть жителей составляли поляки или люди, тесно связанные с прежней польской властью. Поэтому столицей пришлось сделать провинциальный Чигирин на границе с Диким Полем. Там гетман чувствовал себя увереннее, чем в старинной столице русских князей, где только Лавра безоговорочно хранила духовное наследие погибшей державы Рюриковичей.

Фальсификаторы истории пытаются навязать миф, что Хмельницкому пришлось выбирать между независимостью и подчинением Москве. На самом деле Богдан выбирал между двумя зависимостями — от Польши и от России. Первая сулила ему личное небытие — и физическое, и духовное. Второе — жизнь. Жизнь не только ему, но и его Украине — маленькой стране, полузадушенной «европеизацией» трех поколений польского владычества после Люблинской унии 1569 года. Гордо звучащая формулировка «по обеим берегам Днепра» сразу же теряет свою «пышность», если вспомнить уточнение Самуила Величко о ее южной границе — речке Рось. Южнее — татарские кочевья. Донбасса еще не существует — там тоже Крымское ханство. Слобожанщина (нынешняя Харьковская область) только-только заселяется беглецами с Правобережья, захваченного поляками.

Конечно же, Богдану было не суждено увидеть последствия своего решения. Он умер через три года после Переяславской Рады. Но его наследие осталось. Объединив усилия, жители Московской и Киевской Руси, создали великое совместное государство. Потомки казачьей старшины играли в нем видную роль. Киевский коллегиум дал толчок Славяно-Греко-Латинской Академии в Москве. Возник новый литературный язык, на котором рядом с Пушкиным и Толстым создавали выдающиеся шедевры Гоголь и Булгаков. Вместе с русской армией запорожцы участвовали в покорении Крыма. Новые города с удивительной архитектурой (Одесса, Севастополь, Ялта) возникли на побережье Черного моря. Прежде на их месте были в лучшем случае убогие селенья. Теперь загорелись огни культуры.

ДРУГАЯ ЕВРОПЕИЗАЦИЯ. Это тоже можно назвать европеизацией. Но европеизацией покорителей, а не покоренных. Кто думал, что Разумовские, которых поляки трактовали как свинопасов, станут министрами и послами Российской империи в Вене, Неаполе и Стокгольме? Кто поверил бы, что фельдмаршал Паскевич, ведущий родословную от полтавского казака Пасько, возьмет в 1831 году Варшаву? Кто видел в день Переяславской Рады взлетающую в космос ракету, чьи двигатели произведены на днепропетровском Южмаше? Замечу, в Польше так и не научились делать ни ракеты, ни самолеты. Размах крыльев «Антея» (продукция Киевского авиазавода!) там невозможен ни при какой политической погоде.

«Антей». Самый крупный самолет в истории авиации не взлетел бы в Киеве, попади Украина под Европу.

По сути в Переяславе Богдан Хмельницкий заложил основу будущего интеграционного проекта. Одного из самых впечатляющих в мировой истории. Не только Одессы и Севастополя, но и Петербурга не было бы, поступи он иначе.

Забылись мелочные интересы и душевные слабости маленького сотника. В исторический анекдот превратился его хутор, из-за которого разгорелась польско-украинская война. Стерлись в массовом сознании подробности «шатаний» и «служб» будущего великого гетмана Турции и Польше. Остался только памятник в Киеве и булава в руке бронзового всадника, указывающая на Москву.

«Зенит». Украинская ракета, произведенная в кооперации с Россией. Основа проекта «Морской старт»

Сегодня то же великое противостояние Востока и Запада сотрясает Украину. Изменились технологии и состав «войск», но Львов, как и при Богдане, «за Европу», а Восток и Юг Украины — за союз с Россией. Покой в стране не наступит мгновенно, как хотелось бы. Чтобы прийти к процветанию, Украине после Хмельницкого пришлось пережить Руину. Это кризис на долгие годы. Политический. Экономический. Идеологический. Слишком долго у нас пытались совместить галицкую модель в культуре с днепропетровско-донецкой в экономике. Но действительность кострами в центре Киева недвусмысленно показывает, что это невозможно. Так Польша когда-то пыталась навязать католическую шляхту православному «хлопству». И никто не хотел отступать.

Будут еще ИСПЫТАНИЯ. Но ведь недаром же его звали Богдан?