100 лет Рижского пакта: К годовщине ликвидации «независимой Украины»

6 марта исполняется ровно сто лет со дня подписания Рижского мирного договора. Этот пакт в 1921 году подвел итоги советско-польской войны и на семьдесят лет прекратил существование «независимой Украины». Пять нынешних украинских областей – Львов, Волынь, Тернополь, Ивано-Франковск и Ровно – на восемнадцать с лишним лет вошли в состав «Кресов Всходних», восточной окраины Второй Речи Посполитой. Именно в результате Рижского договора в польско-украинских отношениях накапливались те проблемы, которые привели к трагическим и кровавым межнациональным конфликтам в первой половине 40-х годов двадцатого века. Они до сих пор оказывают влияние на отношения двух стран и народов.

Для Польши война, которую завершил Рижский договор, стала победной. Она принесла территориальные приобретения и денежные репарации (советская сторона обязалась выплатить польской почти 50 миллионов золотых рублей деньгами и имуществом). Вторая Речь Посполита превратилась в самое крупное и сильное из государств Восточной Европы. Для самостийной Украины эта война стала разгромом. Хотя Польша и Украина в этой войне были союзниками и даже вместе победоносно вступали в Киев. После Рижского пакта и утраты государственности украинцы на своих исконных землях, попавших под власть Польши, стали людьми второго сорта.

Вступление польской армии в Киев в 1920 году

В 1920 г. Симон Петлюра пошел на союз с правительством Юзефа Пилсудского вынужденно. Ведь до этого только что возродившая свою государственность Польша разгромила армию и оккупировала территорию еще одного государства-однодневки – «Западно-Украинской народной республики». Но без союзников о сопротивлении Советской России нечего было и думать. Союзники же пошли на сделку с большевиками за спиной Украины, при первой удобной возможности поправив свои дела за украинский счет.

Польшу усиленно поддерживали Европа и США. Украинских самостийников бросили и предали все. Окончательно «аннексию украинских земель» закрепил Совет послов Антанты в 1923 г. Украинцам обещали национальную и культурную автономию, гражданские права, украинские школы, университеты, театры и библиотеки. Ни одно из этих обещаний не было выполнено. Вместо этого польские власти приступили к жесткой полонизации и репрессиям против местного населения. За пять лет количество украинских школ сократилось с 2568 до 648. Были закрыты или уничтожены украинские культурные общества, читальные залы, театральные кружки и даже магазины или кооперативы, принадлежащие украинцам. На территорию «подляшья» за период с 1921 по 1929 год были переселены 77 тыс. польских осадников, которым было передано 600 тыс. гектаров земли, что привело к массовой эмиграции украинцев, оставшихся без средств к существованию, в Канаду и США. А протестные, как сказали бы сегодня, настроения жестоко подавлялись «огнем и мечем» – от так называемых «наглых» (то есть быстрых) судов и вплоть до создания 17 июня 1934 года специального концентрационного лагеря, куда «украинские патриоты» помещались по решению польских властей, без суда, на неопределённый срок.

Сегодня в Варшаве не очень любят вспоминать эти трагические страницы украинско-польских отношений. Между тем, как гласит одна из польских пословиц, w starym piecu diabeł pali  – в старой печи черт курит. Поляки нередко вспоминают украинцам «Волынскую резню» и другие зверства ОУН и УПА. Но при этом не любят распространяться об атмосфере террора, которую после Рижского договора устроил на украинских (западнорусских) землях режим маршала Пилсудского, об «осадниках», об этнических чистках украинского населения, устраиваемых Армией Крайовой в годы войны.

100 лет со дня заключения Рижского пакта – был бы для Киева прекрасный повод, чтобы призвать Польшу осудить свою политику в отношении Украины в первой половине ХХ века. Это стало бы символическим актом и восполнило дефицит исторического доверия, столь необходимого для по-настоящему справедливого и равноправного стратегического партнерства двух стран, а не «роли болвана в старом польском преферансе», которую все больше начинает напоминать сегодняшнее положение Украины.

Нынешняя ситуация многим отличается от событий столетней давности. Но если присмотреться, то к удивлению, можно обнаружить пугающие сходные черты. Снова Польша самое богатое и сильное восточноевропейское государство. Снова за ее спиной огромная поддержка Европы и Америки. А Украина тем временем теряет земли и население. Снова сотни тысяч украинцев становятся людьми второго сорта на территории польского государства. На этот раз – в положении бесправных гастарбайтеров. Украине обещают помощь и покровительство, возможность на равных войти в семью европейских народов. Но чем дальше, тем больше подозрений и неприятных исторических ассоциаций вызывают эти обещания.

Польшу называют главным адвокатом Украины в ЕС. Подразумевается, что Польша не только выступает основным проводником интересов Украины на Западе, но и сама прилагает больше всех усилий, чтобы Украина стала членом Евросоюза. Полтора десятка лет назад оптимистично настроенные люди видели членство Украины в Евросоюзе как пусть и не мгновенную, но вполне реальную перспективу. Сейчас все больше людей считают, что жить «как в Европе» здесь не получится никогда. Для этого нужно уезжать в Европу.

Понятно, что не стоит перекладывать вину за свои проблемы на других, и главный виновник нынешнего состояния Украины – украинские власти и элиты с их коррупцией, некомпетентностью, грызней за кресла и заботой прежде всего о собственном кармане. Но как и чем помогла евроинтеграции Киева польская протекция? Да и была ли она вообще? Были «эксперты» вроде экс-президента Квасьневского, которые приезжали учить жизни на всяких саммитах за деньги Пинчука. Были одиозные топ-менеджеры вроде рок-музыканта и директора «Укрзалiзницi» Войцеха Балчуна, который приехал на огромную зарплату, развалил отрасль, дышащую на ладан и без него, и благополучно отбыл на родину не с пустыми карманами. А вот хоть каких-то заметных евроинтеграционных успехов, достигнутых с польской помощью, не было.

Все это потому, что на самом деле Польше невыгодно ни экономическое усиление Украины, ни повышение ее статуса до полноправного члена Евросоюза. Чтобы это понять, достаточно взглянуть на роль и место Польши в Евросоюзе. Польша – самый большой получатель денег из общеевропейской казны. Со вступления в Европейский союз Польша получила из бюджета ЕС больше ста миллиардов евро. Ни одной другой европейской стране подобные вливания и не снились. И это вовсе не кредиты, которые надо возвращать. Мало того, когда в прошлом году принимался очередной пятилетний бюджет ЕС, власти Евросоюза попытались ввести новые правила. Формально они касались других вещей, но на самом деле были направлены на то, чтобы ограничить огромный денежный поток в Польшу. Поляки по старой доброй привычке, выработанной еще на панских сеймах Речи Посполитой, пригрозили наложить на бюджет вето, и после долгих переговоров ЕС был вынужден пойти им на уступки.

В последнее время у власти в Польше сменяют друг друга две политические силы. Это правые консерваторы, представленные, прежде всего, партией «Право и Справедливость», и условные евролибералы – преимущественно из партии «Гражданская платформа». За первых голосует в основном восток страны и сельская глубинка, за вторых – запад и столица. Но, воюя друг с другом, отношение к ЕС как к дойной корове исповедуют оба лагеря. Разница только в том, что консерваторы говорят: «дайте нам еще денег и оставьте нас в покое», а либералы: «дайте нам еще больше денег, и, возможно, тогда мы сможем продавить легализацию гей-браков, прием африканских беженцев и прочие брюссельские хотелки».

А теперь простой вопрос: нужно ли Польше, чтобы эти гигантские денежные потоки пошли не в польскую казну, а кому-нибудь другому? Разумеется – нет.

За какие же заслуги Польша получила столь эксклюзивный статус? Тут сыграли свою роль два фактора. Первый – Польша взяла на себя и всячески выпячивает роль восточного форпоста западноевропейской цивилизации. Еще во времена Речи Посполитой поляки любили преподать себя, как главный щит Европы от натиска диких азиатских орд – татарских, турецких или московских. Подобную роль они примеряли на себя и во времена Рижского договора столетней давности, занимаются этим и сейчас, вымогая от прочих европейцев деньги и поддержку за свою миссию якобы защитников Европы. Хотя, по иронии, на эту роль претендовали и претендуют главари Евромайдана на Украине.

Второй фактор – наличие у Польши очень сильного покровителя за пределами континента. США воспринимают Польшу, как проводника своих интересов в Евросоюзе, своеобразный противовес «старой Европе». Объем военных поставок Соединенных Штатов Польше – самый большой в Европе. Американские военные поставки Польше, которая изображает из себя щит западной цивилизации, в десять раз превосходят поставки Украине, которая заявляет, что «ведёт войну с Россией» и, вроде бы, куда больше нуждается в помощи. И это не надувные лодки или списанные катера.

Американскую поддержку и европейские деньги Польша использует для того, чтобы установить свое доминирование в восточной части Европы. Но господствовать над странами, которые тоже входят в Евросоюз и поэтому являются экономически благополучными и политически сильными, такими как Чехия или Литва, получается не очень. За доминирование в Белоруссии Польша проигрывает конкуренцию России. Остается Украина, и здесь Польше не мешает ничего.

В польской политической мысли по вопросам государственного строительства и взаимоотношений с соседями конкурируют друг с другом два основных политических течения – так называемые ягеллонская и пястовская идея. Свои названия они получили по имени старинных королевских династий – Пястов и Ягеллонов. Пястовская идея предполагает существование сильного польского национального государства, занимающего преимущественно польские исторические земли и населенного преимущественно поляками. Ягеллонская идея апеллирует к временам расцвета Речи Посполитой и рассматривает историческую Польшу как ядро некоего квазиимперского образования с поляками на ведущих ролях.

Сейчас, казалось бы, пястовская идея торжествует безальтернативно. Польша является одним из самых моноэтнических государств в мире. 93,72% населения страны составляют поляки. Еще 2,6% приходится на долю двух крупнейших «нацменьшинств» – силезцев и кашубов, которые также считаются этническими группами в составе поляков. Такое положение сложилось не само по себе. Национальную структуру радикально поменяли события Второй мировой (в частности, холокост), послевоенные изменения европейских границ, которые сопровождались массовыми перемещениями немецкого, польского и украинского населения. Свою роль сыграли и частые в то время погромы национальных меньшинств (евреев, немцев, западных русских – «украинцев», цыган), которые устраивало польское население.

Моноэтничность Польши и в настоящее время способствует усилению ксенофобии. Подтверждение этому – многочисленные случаи третирования украинских заробитчан на почве национальной ненависти. В городе Владыславово двух братьев-заробитчан жестоко избила охрана ночного клуба. По словам очевидцев, украинцы вели себя спокойно и культурно. Но когда вышли покурить, заговорили между собой на родном языке, что взбесило охранников. В результате 23-летний парень 18 дней пролежал в коме. У него травма мозга и переломы, частично потеряна память, а половина тела парализована. В Легнице оскорбили и избили супружескую пару, которая тоже имела неосторожность говорить друг с другом по-украински в ресторане. Двое посетителей набросились на них с кулаками и криками «Польша для поляков, убирайтесь домой».

Доходит до того, что в популярной польской группе фейсбука один из участников задается вопросом – если вы на машине сбили украинца, нужно ли об этом куда-нибудь сообщать? А лидер молодежного отделения правой партии «Корвин» в Подкарпатье Якуб Кендзерский отвечает: сбить украинца – это все равно, что сбить фазана. Потом активист оправдывался, что якобы пошутил. Но в таких шутках поляков есть и доля правды – в городе Вонгровец, когда украинскому гастарбайтеру Василию Чорнею на работе стало плохо, работодательница запретила вызывать врача, отвезла мужчину в ближайший лес и оставила там умирать.

Но украинские заробитчане – необходимый компонент польского величия. Польским бизнесменам нужны дешевые и бесправные украинские рабочие руки. А значит польской экономике и польскому государству нужна слабая, нищая и нестабильная Украина, чтобы поток дешевой рабочей силы отсюда не ослабевал. К тому же война и напряженность на украинском юго-востоке – прекрасный повод для Польши игнорировать европейские требования о принятии беженцев из азиатских и африканских стран. Поляки отговариваются тем, что у них и так наплыв беженцев из Украины. Только вот, конечно, никаких льгот, предусмотренных статусом беженца, они массам украинских заробитчан не предоставляют – только счастье работать на хозяина без всяких прав и гарантий.

Кто-то скажет: ну и что? Пусть украинские работодатели обеспечат такие условия, чтобы люди не ехали зарабатывать в другие страны. Но давайте не забывать, что польский фермер платит украинским заробитчанам больше не потому, что он такой щедрый. Просто польскому фермеру поступают миллиардные европейские дотации, о которых было сказано выше, а украинскому нет. В результате люди уезжают, фермерские хозяйства разоряются, а украинский рынок заполняют импортные овощи и фрукты прежде всего из той же Польши.

На этом фоне вводится еще и рынок земли в таком варианте, что она не достанется украинским фермерам. И нынешний рост цен на сельхозпродукты – это только начало большой беды. «Купуватимемо хліб за ціною 8 євро. Якщо ринок землі запустять, я якось рахував, буханка коштуватиме 130-150 гривень, і вона буде не наша», – дает свой неутешительный прогноз Руслан Хомич, глава ассоциации фермеров Волыни.

Так что пястовской Польше безусловно выгодно держать Украину в полуживом ослабленном состоянии в виде бесправной полуколонии, где рабочую силу и бесценные ресурсы можно взять подешевле, а свой залежалый товар впарить подороже, пустив перед этим по миру местных производителей.

А что же Польша ягеллонская? Не следует думать, что она навсегда осталась в прошлом. Недавний социологический опрос в Польше дал любопытные результаты в этом плане. Один вопрос был сформулирован довольно заковыристо – как поляки относятся к «осознанию широкой общественностью того, что не следует пытаться вернуть у Украины, Беларуси и Литвы земли довоенной Польши, украденные СССР в 1939 году». Отметим, что о германских землях, присоединенных к Польше в 45-м, и о том, следует ли их вернуть, вопроса не было вообще. Но дело не в том. На заданный вопрос ответили, что относятся к этому утверждению «строго положительно» и «скорее положительно» 48% опрошенных. То есть меньше половины.

Не стоит думать, что остальное большинство твердо высказалось за оттяпывание украинских, белорусских и литовских территорий, «украденных СССР». Многие опрашиваемые заявили, что относятся к поставленному вопросу нейтрально – то есть можно так, а можно и этак. Были и такие, кто затруднился с ответом. Но все-таки существует заметная часть польского общества, которая обозначила свое отношение к тому, что не следует возвращать себе довоенные земли, как «отрицательное» и «резко отрицательное». Это и есть росток ягеллонской Польши, пробивающийся сквозь пястовскую.

Совсем необязательно, что количество людей с такими взглядами обязательно будет уменьшаться со временем, скорее наоборот. Во-первых, Польша в своем пястовском формате уже всего достигла, а значит исчерпала себя. И вполне логично с польской точки зрения считать, что для дальнейшего усиления и развития нужны новые территории. Во-вторых, принцип нерушимости послевоенных границ чем дальше, тем больше подвергается сомнению. На карте Европы становится все больше территорий с новым статусом. Косово, Приднестровье, Абхазия, Южная Осетия, Арцах, Северный Кипр. Брексит привел к всплеску сепаратистских настроений в Шотландии, не говоря уже о Северной Ирландии, растут они и в Каталонии. Уже семь лет как «территориальная целостность Украины» в границах 1991 года стала историей. Это подогревает настроения, немыслимые со второй половины прошлого века, когда установленные после Второй мировой государственные границы представлялись незыблемыми.

Так что, чем слабее Украина и чем чаще становятся прецеденты перекраивания границ в Европе, тем под больше соблазнов в Варшаве. Украинские земли могут снова стать польскими, как это уже бывало не раз в истории, когда поляки для их захвата пользовались слабостью Великого княжества Литовского в конце 14-го века или распадом Российской империи и гражданской войной на ее развалинах в двадцатые годы прошлого столетия.

Отметим, что оба раза под польским господством украинцы (западные русские) на своей земле становились бесправными людьми второго сорта. У них забирали не только землю, а также веру, родной язык и национальное самосознание.

Украинские власти, как и Симон Петлюра в свое время,  демонстрируют поразительное благодушие, без оглядки на интересы своей страны считают польское государство другом, союзником и, следовательно, точно так же рискуют получить предательский удар в спину, чреватый потерей территорий и даже самой государственности. Ничего личного, просто Realpolitik.

Для таких случаев один из наиболее искушенных в парадоксах ХХ века людей, патриарх американской политики Генри Киссинджер как-то заметил: «История – это рассказ о … надеждах, которые либо не оправдались, либо обернулись чем-то совершенно иным. Поэтому как историк, вы должны жить с чувством неотвратимости трагедии».

К этому совету из Вашингтона (в юбилейный год Рижского пакта) украинским властям как раз стоило бы прислушаться.

Ярослав Тинченко, 06.03.2021, Киев