Российская империя расширялась, согласно логике неизбежного расширения, по равнине, где остановиться значило погибнуть. Равно так же не может остановиться ямщик в степи ни летней ночью — загрызут волки, ни зимней — заметет пурга, застудит русский мороз. В условиях бескрайних и малонаселенных равнин только в движении может существовать и развиваться русская птица-тройка.
Приход руссов, славян, впрочем, никогда не означал вытеснения коренного народа. Обычно он знаменовал лишь переход к более тесному, полуродственному соседству. Это был как бы переход от соседских отношений рядом стоящих деревень к жизни в одном селе, одном миру. По городским понятиям — снос старых перегородок между квартирами и начало жизни одним, общим хозяйством. Правда, заметим, в этом шумном и многоязыком коммунальном доме все-таки на кухне всегда авторитетно заправляла хозяйка из метрополии, она же и была ответственным квартиросъемщиком.
В общей квартире по-соседски могли и всерьез повздорить. Могли перебить посуду. Но на улицу, в мороз, в «огороженные резервации»[107] никого по крайней мере не выгоняли.
Если шла славянская экспансия в ХІ-ХІІІ веках от Днепра на северо-восток, к Ярославлю, будущей Москве, затем к Архангельску, то это лишь означало, что отныне на одной и той же территории в самом тесном соседстве стали жить рядом славянские и финно-угорские племена. Некоторые племенные союзы Древней Руси «официально» включали в себя племена и славян, и финно-угров — например, вятичей.
С тюркоязычными половцами киевляне заключали союзы, торговали и точно так же массово, как и с финно-уграми,[108] вступали в браки. Известно, что против «объединенных монгол», когда состоялась известная битва при реке Калке, русичи выступили вследствие того, что были связаны договором и родственными связями с половцами: половецкий хан Котян был тестем русского князя Мстислава Удалого.
Если народ входил в состав Руси, внутренняя жизнь такого народа вообще мало менялась. Никто не препятствовал традициям и образу жизни этого народа.
Впрочем, Древняя Русь обычно и не становится объектом для создания черных мифов о России.
Далеко идущие выводы о присоединении земель других народов к Руси (т. е. «русской колонизации» и «порабощении великороссами свободных народов Урала, Сибири, Дальнего Востока, Севера и т. д.) делаются с века ХѴІ-го.
Очень часто в этой связи упоминают в качестве первого яркого примера завоевание Казанского ханства.
По мнению одного из крупнейших западных специалистов по истории России, профессора Гарвардского университета Ричарда Пайпса, Россия не только со страшной жестокостью завоевала Казанское ханство, подавив национально-освободительное движение татар, но и навсегда пресекла всякую возможность самостоятельного культурного развития поволжских татар в целом. В частности, Пайпс ссылается на русские поговорки типа «незваный гость хуже татарина» и доказывает — создали их исконные, страшные враги татарского народа.
Впрочем, и в истории России, и в сочинение мифов о нашей истории монгольское нашествие, Золотая Орда, Казанское ханство, Северный Кавказ сплелись в такой тесный клубок проблем, что придется поговорить о нем особо.
О том, что представляло собой монгольское нашествие на Русь, упомянутый выше Ричард Пайпс придерживается очень своеобразного мнения. Он считает, что монголы были в культурном отношении намного выше русских.
Тем, кто хочет более детально познакомиться с этой проблемой, Р. Пайпс рекомендует монографию, написанную немецким историком Шпулером.[109] Вообще-то книгу Шпулера смело можно назвать дешевой попыткой реванша за проигранную Вторую мировую войну. Автор приводит множество данных о том, что достижения Золотой Орды в области управления, налоговой политики, военной организации, торговли и транспорта значительно превосходили успехи русских в этих областях к тому времени. Всему-то, абсолютно всему учились русские у монголов, вот как!
Р. Пайпс.
Талантливый историк и ученый, взявшийся доказать «изначальную порочность» всего русского уклада государственности. В СССР считался агентом ЦРУ и «злобным антисоветчиком». Вчитавшись в его труды, приходишь к мысли, что иногда бойцы советского идеологического фронта были не так уж далеки от истины.
Уровень аргументации смехотворный, основная масса сведений об эпохе попросту игнорируется. Но «зато» появляется еще один способ пересмотреть историю, и тоже во вред «национальной гордости великороссов». Ни от одной такой возможности Ричард Пайпс никогда не отказывался.
Впрочем, у Пайпса есть и еще один аргумент, на этот раз собственного изготовления. «Однакодля меня решающим, — пишет Пайпс, — остается другой аргумент: в то время как в Китае и Иране, также покоренными монголами, завоеватели быстро ассимилировались и потеряли свои национальные отличительные особенности, в России этого не произошло.
Отсутствие славянизации «монголов» в России, в то время как в Китае они «китаизировались», а в Иране «иранизировались», указывает на их более высокий (! — В. М.) культурный уровень в сравнении с русскими, поскольку, как правило, народы с более высоким культурным уровнем не ассимилируются среди народов с более низкой культурой. Как полагают этимологи, в связях типа монголо-русских влияние обладает направленностью от монголов к русским, а не наоборот».
В общем, монголы на Руси не ассимилировались, а вот русские от монголов переняли так много, что и после выхода России из-под власти татар порядки в России остались татарские. Другого-то было не дано.
Бредни Пайпса и Шпулера — прекрасный пример того, как отрицаются или извращаются факты в угоду надуманной схеме.
Сочиняя монголов-культуртрегеров, Пайпс то ли делает вид, что не знает, то ли игнорирует многочисленные факты запустения русских земель, передвижения Руси на северо-восток с разоренного и почти полностью вырубленного юга. Он не замечает и того, что хозяйство Руси после монголов примитивизировалось. Исследования академика Рыбакова показали, что после монголов уменьшилось число ремесленных специализаций, исчезли многие изделия ремесленников Древней Руси, требовавшие особо высокой квалификации.[110]
Ну а политика вывоза ремесленников из всех захваченных стран в Монголию или в столицу Золотой Орды, Сарай, описана очень подробно. И что за ней стоит, хорошо известно: отсутствие у монголов собственного ремесленного посада.[111]
Выдумывая, будто татары никогда не ассимилировались на Руси, Пайпс особенно сильно подставляется. До третьей части и феодальной аристократии, и вообще ярких, известных людей Руси ХІѴ-ХѴ веков — татарского происхождения. Перечислять семьи и роды не имеет смысла, тем более что, рассказывая о Казанском ханстве, мы невольно столкнемся с ними. Назовем пока такого известного в России святого, как Пафнутий, основателя Боровского монастыря. Сведения о нем есть в таком доступном всем источнике, как Православный календарь за 2007 год.
«Преподобный Пафнутий Боровский родился в 1394 году в селе Кудинове, недалеко от Боровска, при крещении был назван Парфением. Его отец Иоанн был сыном крестившегося татарина-баскака Мартина, мать Парфения носила имя Фотиния. 20-ти лет Парфений оставил родительский дом и в 1414 году принял постриг с именем Пафнутий в Покровском монастыре на Высоком от настоятеля Маркелла».
Итак, русский православный святой — внук баскака, оставившего орду и прижившегося на Руси. Где Вы, господин Пайпс?
Точно так же и евразийцы, рассказывая сказочки о русско-степной и особенно русско-татарской идиллии, вынужденно игнорируют факты. Уже о половцах и печенегах в летописях Древней Руси упоминали, как о «поганых» и о «горе степном». В «Слове о полку Игореве» сказано:
«О каком-то культурном взаимодействии Руси и татарщины можно говорить, опять-таки лишь закрыв глаза на длинный ряд красноречивых свидетельств… что русское национальное самосознание вырастало не на почве тяготения к татарщине, а прямо наоборот, на почве возмущения татарским игом и сознательного отталкивания от татарщины, как от чужеродного тела в русской жизни. Это чувство объединяло всех русских людей от простой деревенской женщины, пугавшей своего ребенка «злым татарином», до монаха-летописца, именовавшего татар не иначе как «безбожными агарянами», и до любого из князей, неизменно заканчивавшего все свои правительственные грамоты выражением на то, что Бог «переменит Орду».
Куликовская битва, завоевание Казанского ханства воспринимались народным сознанием как великие акты национально-религиозного значения. И вот всю эту подлинную историческую действительность нам хотят подменить какой-то трогательной русско-татарской идиллией!».[112]
К сказанному можно добавить еще одно: никакой другой народ не воспринимался в народном сознании страшнее и хуже, чем татары. Причем речь идет явно не о казанских татарах, даже не о крымских татарах, «прославленных» страшными набегами и уводом в рабство людей. По тексту фольклорных песен очень хорошо видно, что речь идет именно о татарах — сборщиках дани, баскаках, чиновниках Золотой Орды:
Эта «веселая» песня — одна из многих. Но ни шведский «потоп» XVII века, ни века противостояния с Литвой и Польшей, ни две мировые войны с германцами, ни набеги варягов не впечатались так жутко в народное русское сознание. Нет в народной памяти ни поляка, ни немца, ни шведа — такого же беспощадного «сосальщика» дани, насильника, убийцы.
В дореволюционной истории ни выход к Балтике в начале XVIII века, ни взятие Варшавы в 1795 году, ни взятие Берлина в середине XVIII в. или Парижа в 1813 году никогда не поднимались на Руси до такого уровня значимости, как взятие Казани или Крыма. Эта победа возводилась в ранг религиозной победы над «погаными», борьбы сил добра и зла.
Таковы факты.
Завоевывая Казанское ханство, русские продолжали войну с Золотой Ордой. Вот только проявлялось это вовсе не в особой жестокости. Скорее в особой популярности этой войны, в готовности жертвовать чем угодно для того, чтобы решить вековой спор.
Начнем с того, что Московское царство, Казанское и Сибирское ханства вовсе не были мононациональными государствами. Казанцы и «сибирцы» боролись вовсе не за национальную независимость. В Средние века не только в восточной, но и в Западной Европе вообще не знали идей национального государства и суверенитета нации. Эти идеи были порождены лишь эпохой Просвещения и Французской революцией 1789–1793 годов.
После возникновения Монгольской империи и ее провинции на Севере Евразии — Джучиева улуса (Золотой Орды) русские, башкиры, ногайцы, татары вошли в состав одного государства. Большинство из них было завоевано монголами. Порой завоевателям оказывали ожесточенное сопротивление: булгары и башкиры на Урале много лет не давали пройти монгольским отрядам.
В ханской столице — сначала в Сарае-бату, затем в Сарае-берке встречались русские, татарские и башкирские аристократы, русские и татарские мастера бок о бок работали в мастерских монгольских городов, поставляя ко двору хана украшения, утварь. Русские и башкирские воины также участвовали в завоевательных походах монгол по приказу хана. Например, во время войны против арабов, которая закончилась взятием Багдада.
С другой стороны, и в Московии татарские и монгольские княжны, принимая православие, становились женами русских князей и даже царей. Московский князь Юрий (Георгий) Данилович, брат знаменитого Ивана I Калиты и внук Александра Невского был женат на родной сестре тогдашнего ордынского хана Узбека Кончаке (в крещении — Агафье). Мать Иоанна Грозного — Елена Глинская была из рода обрусевших крещеных татар, осевших в Литве.
Современные ученые считают, что пятую часть словарного запаса русского языка составляют слова тюркского происхождения.
Этнический состав Московского царства, Казанского ханства, Сибирского царства и других позволяет говорить о них как о многонациональных государствах, совершенно не похожих на европейские государства. На Руси в эпоху Московского царства жило множество совершенно «российских» татар, служа верой и правдой русскому царю и зачастую занимая высокие государственные должности. Крещеный татарский царевич Петр Ибрагимович руководил обороной Москвы в одну из войн между Казанью и Москвой. Саин Булат (в крещении Симеон Бекбулатович) женился на княжне Мстиславской и в течение одного года, 1557-го, даже царствовал в Москве (когда царь Иван Грозный удалился в свой опричный удел).
Шах-Али — царь Касимовского татарского царства, существовавшего на правах автономии в границах Руси, княжил на Мещере (в московскую эпоху остававшегося мусульманским краем). Он вместе с Иваном Грозным участвовал во взятии «своей» татарской Казани, а во время Ливонской войны руководил Московскими войсками вместе с двумя другими служилыми татарскими князьями — Абдуллой и Тохтамышем.
И. Серов «Иван Грозный любуется Василисой Мелентьевой»
Во время похода Ивана Грозного на Полоцк осенью 1562 г. при царе были два бывших казанских царевича — Ядигар (в крещении Симеон Касаевич) и Утямиш (в крещении Александр Сафагиреевич).
Царь Иван IV Грозный осознавал себя одним из последних православных государей, царем Святой Руси, поощряя переход в православие татар, равно как и других народов. Но он никогда не ставил перед собой цель искоренить ислам на землях Московского царства. Известны слова тогдашнего русского посла в Турции Новосильцева, сказанные султану Селиму и прямо свидетельствующие об этом: «Мой государь не есть враг мусульманской веры. Слуга его, царь Саин Булат господствует в Касимове, царевич Кайбула в Юрьеве, Ибак в Сурожике, князья Ногайские в Романове, все они свободно и торжественно славят Магомета в своих мечетях…»[114]
В других государствах ситуация обстояла схожим образом. В Казанском царстве кроме татар жили марийцы, мордва, удмурты, чуваши, а также часть башкирского народа. Сибирское царство населяли кроме татар манси, пермяки, ханты. В Ногайской Орде кроме самих ногайцев жили разные народы — от башкир до предков нынешних каракалпаков. Более или менее однородным по этническому составу, то есть в основном татарским, можно считать Астраханское царство, но оно было и самым малочисленным, располагалось в бесплодных солончаковых степях и не обладало реальным суверенитетом, находясь в зависимости от Крыма.
Между этими государствами были, разумеется, и конфликты, но были и периоды мира. В ХѴ-ХѴІ веках Московское княжество и Крымское ханство выступали как союзники в борьбе с остатками Орды, а затем и с литовцами. Были целые периоды в истории Казанского или Астраханского ханств, когда у власти там находились «прорусские партии».
В московское время взятие Казани было для русских Богом данным, давно желанным событием. День взятия Казани сделался религиозным праздником. В этот день московский царь вступил в Москву «на осляти», уподобляясь Христу, въезжающему в Иерусалим.
В имперскую эпоху присоединение Казанского ханства трактовали более корректно и с позиций светской науки. Русские за два века сделались и поспокойнее, не стремясь любой ценой подчеркнуть свою религиозную правоту, да и поцивилизованнее. Настало время более объективного осмысления событий. В «Истории государства Российского» Карамзина нашлось место для самокритики: для описания резни, учиненной стрельцами во взятой Казани.
Ну а в первый период советской власти, как мы уже отмечали, изучающим историю студентам и рабфаковцам полагалось считать, что до 1917 года, до социалистической революции русские были по сути такими же колонизаторами, как британцы в Индии.
До конца 1930-х годов даже само слово «Русь» считалось в определенной мере… как бы помягче сказать… контрреволюционным. Уделять «слишком» много внимания русской истории, русскому языку, русской культуре, вообще всему русскому было чем-то очень подозрительным. Русский народ ведь, «как известно» был народом-завоевателем и нещадно эксплуатировал другие, завоеванные им народы.
В книгах, издававшихся в то время, обязательно подчеркивалось: «завоеванные» народы и народности были как правило, «хорошие», а русские колонизаторы — очень «плохие». Даже местные национальные элиты, султаны, ханы, эмиры и их придворные, совершеннейшие тираны по отношению к подвластным им народам, превращались ранне-большевистскими историками и публицистами чуть ли не в народных мстителей и заступников.
В книге академика А. П. Окладникова, посвященной присоединению Бурятии к России,[115] живописуются зверства русских «карателей и колонизаторов». У него однозначно буряты — хорошие, а завоевавшие их казаки — преступники и убийцы. То же самое в книгах того времени о присоединении Грузии, Средней Азии или Северного Кавказа.
О завоевании Казанского ханства писали тоже примерно в таком же стиле. Например, так расставляет нравственные оценки историк М. Худяков, в книге которого русские из войска царя Грозного изображены кровавыми преступниками, мясниками, перед которыми бледнеют отборные эсэсовцы. А противостоявшие им казанцы выглядят благородными борцами за независимость.[116]
Но если до середины 1930-х годов «русский имперский колониализм» рассматривался в советской историографии как абсолютное зло, то затем уже он превращался в зло относительное. При Сталине полагалось отмечать и «положительные стороны» присоединения народов и стран к Российской империи (говорилось, разумеется, — «к России»).
В 80–90-е гг. XX века, в эпоху «парада суверенитетов» и «распада советской империи» многие вернулись к позиции Худякова и Окладникова образца ранних 1930-х гг.
Татарские националисты до сих пор цитируют эти книги. Они и до 1985 года говорили о «тюрьме народов», но тогда еще применительно к царской России. Теперь они и СССР объявляли тоже «тюрьмой народов», закрывая глаза на те многочисленные блага, которые принесла Советская власть «инородцам» Российской империи. Только теперь Ленин вышел из моды, и они перестали ссылаться на него, не указывая больше источник цитаты.
Реалии же говорят вот о чем: во-первых, не было в XVI веке никакого такого народа — казанские татары. Была казанская империя. Самая настоящая империя, осколок Золотой Орды. Правили в ней ханы-чингизиды, родственники ханов Средней Азии и Сибири. Примерно 10–15 % их подданных называли себя татарами и считали себя в этом государстве завоевателями. А народы Поволжья: тюркоязычные башкиры и ногайцы и финно-угорские народы (мордва, марийцы, чуваши) вовсе не считали себя татарами — они были подданными татарских ханов.
Не успела пасть Казань, как подданные ее империи добровольно присоединились к Московскому княжеству, присягнули на верность «белому царю».
Часть ногайцев также подписали с Москвой мирный договор в том же 1557 году, что и башкиры. Ногайцы и до этого часто выступали союзниками Москвы, даже в войнах между Москвой и татарскими царствами.
Ногайская орда не была организационно низложена, она и далее автономно существовала в составе Московской Руси вплоть до 1606 года. И кончилось такое существование потому, что пресеклась промосковская династия князя Исмаила. Среди ногайцев вспыхнула гражданская война, победили про-турецкие настроения, и ногайцы отступили в Прикубанье, в тогдашнюю сферу влияния Турции.
В 1555 году в Москву прибыли послы от сибирского царя Едигера и обратились к Государю Иоанну IV Грозному с поклоном и добровольным признанием своего вассалитета: «возьми, Царь, всю Сибирь под свою руку».
На это царь, разумеется, согласие дал и отправил в Сибирь своего посла и сборщика дани Дмитрия Курова. Таким образом и сибирские народы (не только сибирские татары, но и ханты, манси и другие народности Севера) также добровольно вошли в состав русского государства.
Правда, там властвовали и антирусски настроенные местные князьки, среди которых — некий хан Кучум. Только о нем единственном сегодня и вспоминают школьные учебники, когда говорят о приходе русских в Сибирь.
Но Кучум — отнюдь не воплощение духа сибирских народов. Он вообще никакой не сибиряк.
Хан Кучум — царевич из рода среднеазиатских ханов, «ставленник» узбеков и казахов. В 1563 году Кучум убил законного царя, потомка исконно сибирской династии местных правителей, Едигера (того самого, который признал себя вассалом Москвы). После этого Кучум разорвал отношения с Москвой и стал совершать набеги на русские земли (Пермский край). Только после этого против Кучума и поднялись русские казаки.
Борьба с Кучумом — это не борьба Москвы с Сибирским царством. Это борьба центрального правительства уже возникшего единого русско-татарского государства против узурпатора трона одной из провинций, входящих в это государство.
Борьба метрополии с сепаратистом.
При этом антирусской политикой Кучума в самой Сибири многие были недовольны. Так, Кучум преследовал народы ханты и манси за их лояльность Москве. В русском войске, разгромившем Кучума, были также и татары. Треть населения государства Кучума были русские. Часть из них поддерживала Кучума, часть — законных ханов и вместе с ними — Москву.
Многие исследователи уверены: когда с отрядом из 500 казаков Ермак в 1582–1585 годах совершил поход против Кучума, операция эта была инициирована в самой Сибири сторонниками объединения с Московским царством. Вполне нормальное объяснение той взаимной приязни, которую испытывали друг к другу «завоеватели» и местные жители. Становятся понятны и те почести, с которыми коренные обитатели Сибири похоронили погибшего Ермака, и мифологизация его личности, сопоставимая с Ильей Муромцем.
И с завоеванием Астраханского ханства также все обстояло сложнее, чем изображают сторонники исконной «национальной независимости» Астраханского татарского государства.
В 1554 году астраханский царь Дервиш-Али подписал договор о мирном и добровольном вхождении Астрахани в состав русского государства. Астраханцы сохраняли свою автономию и были, по сути, вассалами Москвы. Типичная для Средневековья система власти.
Астраханцы обязывались выплачивать дань Москве, разрешили русским рыбную ловлю в устье Волги и соглашались на размещение в Астрахани «ограниченного контингента» московских стрельцов. Но вскоре хан Дервиш Али неожиданно перешел на сторону турок и призвал турецкие войска (ок. 1000 чел.). Только тогда, в 1556 году, Иван Грозный отправил на Астрахань русское войско, причем в этом войске опять же было немало «служилых татар». После победы московитов Астрахань в наказание за нарушение вассальной верности была присоединена к Московскому царству безо всякой автономии и мирного договора.
Самое любопытное заключается в том, что и у Казанского царства была реальная возможность добровольно войти в состав Московского царства, потому что среди казанских татар было немало сторонников Москвы. О наличии мощной прорусской партии в Казани не упоминают ни зарубежные историки, ни современные татарские шовинисты. Даже в России, похоже, далеко не все историки знают об этом.
А история любопытная. За несколько лет до завоевания Казани был разработан проект мирного присоединения Казани к Москве. По этому проекту сохранялась полная свобода вероисповедания, сохранение местной мусульманской администрации, приравнивание татарского дворянства к русскому с подтверждением всех прав его состояния. Этот проект был чрезвычайно близок к осуществлению.
Он даже формально осуществился: в 1551 году в Казани состоялся курултай,[117] где большинство во главе с Кул Шерифом и Худай Кулом высказалось за договор с Москвой. Казань обязалась освободить всех христиан, обращенных в рабство, было создано казанское правительство во главе с огланом Худай Кулом. Это правительство приняло присягу верности русскому наместнику Микулинскому и фактически объявило о мирном вхождении казанских татар в состав русского государства.
Однако в последний момент, когда Микулинский должен был торжественно въехать в Казань, там произошел новый переворот, на этот раз антирусский. Возглавлял его некий протурецки настроенный князь. Заговорщики обманом восстановили казанцев против русских, заявив, что стрельцы, войдя в город, собираются устроить резню. На самом деле к Казани двигалась мирная делегация, с участием московских «дипломатических представителей» непосредственно с главой правительства Худай Кулом.
В результате 180 русских стрельцов, которые уже находились в городе, были самым вероломным образом, в лучших традициях проходящей «параллельно в Европе» французской Варфоломеевской ночи, зверски убиты. Это и стало впоследствии причиной жестокостей московского стрелецкого войска при взятии Казани.
Такое предательство поставило крест на возможности мирного развития событий. Более того, это сослужило плохуюслужбу самим казанцам, поскольку заставило промосковски настроенных татарских аристократов открыто примкнуть к московскому войску, в котором и без того уже были и касимовские татары, и чуваши, и марийцы. Некоторые татары, хотя и не вступали в армию Грозного открыто, но проигнорировали призыв Казани к антирусской борьбе, поскольку считали занявшего казанский престол хана Ядигера не законным владыкой Казани, попросту — «турецким наймитом».
Все это говорит об одном: наивно и неисторично видеть во взятии Казани и завоевании Казанского ханства войну двух народов: татар и русских. Это глубоко неверный, более того — с учетом современных русско-татарских отношений и многовековых братских связей — глупый, вредительский[118] подход.
Кто же брал штурмом Казань в составе войска московского царя Ивана Грозного? Московиты? Казаки? Ничуть не бывало! Это было совершенно многонациональное войско, по составу — практически Красная Армия в 1941 году. Итак, сухая статистика.
В штурме Казани в 1552 году участвовали русские формирования (до 50 тыс.), касимовские татары (30 тыс.), астраханские татары (20 тыс.), московские, нижегородские и казанские татары (10 тыс.), 3 тысячи ногайцев, 5 тысяч мещеряков, 4 тысячи чувашей, от 7 до 10 тысяч мордвинов, 10 тысяч черкесов, 10 тысяч черемисов и вотяков.
Получается — нерусские формирования в войске Ивана Грозного составляли 60 % от общего числа. Кроме того, было немало и европейских офицеров и «воен-спецов», наемников-немцев, поляков, голландцев и англичан. Татар в войсках Ивана было вообще больше, чем собственно русских.
Казанский Кремль
Со стороны казанцев же была следующая картина: от 30 до 35 тысяч казанских татар, около 3 тысяч ногайцев, 10 тысяч астраханцев, от 10 до 15 тысяч черемисов и вотяков, 1 тысяча турок, 1 тысяча русских. То есть против 40–45 тысяч татар из разных царств, оборонявших Казань, было более 50 тысяч татар на стороне московского войска.
Как пишет один из современных историков, «Казанское ханство в период 1467–1560 гг. переживало гражданскую войну, вызванную необходимостью переосмысления своего места в мире и выбора ориентации. Причем, большинство татар в итоге с оружием в руках встали на сторону Москвы. Про-турецкая позиция части элиты не встретила почти никакой поддержки у населения… и была обречена на провал…»[119]
И далее: «… вхождение татар в состав России было добровольным и осознанным выбором, путь к которому в силу тогдашних геополитических реалий и противоборств был труден и кровав. Уже одно то, что во время русской смуты татары поддержали Русское государство, а не ляхов, говорит об этом».[120]
Любимые рассказы западных «русоведов» и наших доморощенных врагов собственного государства и народа о «феноменальной жестокости» русских в ходе штурма также не выдерживают критики. Конечно, при взятии Казани имели место малоприятные инциденты.
Но это — по современным меркам. Тут три соображения: во-первых, нельзя забывать об историзме морали. Есть вещи, которые вызывают отвращение и ужас у человека XXI века, но для предков были чем-то естественным.
Во-вторых, в средние века нарушение клятвы верности между вассалом и сюзереном считалось тягчайшим преступлением, граничащим с бесчестием и достойным самого жестокого наказания. Формально Казань изменила присяге Москве.
В-третьих, в Казанском ханстве было не менее 100 тысяч русских рабов. Это при общей численности населения ханства не более 1 млн человек. Московиты имели много самых серьезных причин считать казанцев не только узурпаторами и клятвопреступниками, но и работорговцами. А работорговцев у нас, как мы уже отмечали выше, всегда не очень любили.
Удивляет легкость, с которой расширялось Московское государство, еще в XIV веке бывшее небольшим княжеством. Разве сопротивление Казани, Астрахани и отрядов Кучума можно сравнить с теми военными конфликтами, которые англичане вели в Ирландии, в Северной Африке, даже в Америке?
И какова судьба Казани после ее поражения? Ничего похожего на колониальную политику Запада. После войны в Казанский край была назначена русская администрация. Земли протурецких мурз (князей) розданы русским поселенцам, но сами мурзы не были вырезаны, а со своими семьями и дружинами пленены и увезены в Московию, где и ассимилировались.
Я не в силах представить себе индусскую знать или, еще ярче, — вождей племен гуронов, апачей и могикан в Америке, которых, лишив наследственных земель, вывозят в Британию, чтобы они мирно смешались там с англичанами.
А судьба тех мурз, которые сознательно поддерживали русскую линию, была намного благоприятнее. Фактически эти татарские мурзы были приравнены к русским аристократам. Их вероисповедные права также были сохранены.
Разрушения мечетей и массовое насильственное обращение в христианство пленников во время казанской кампании были печальными, но объяснимы эксцессами войны, а не сознательной и долговременной политикой. Вскоре в Казани снова стали появляться мечети, религиозные школы, а мусульманское духовенство постепенно по правам стало приближаться к статусу православного священства.
Первоначально татарам-мусульманам в городе жить не разрешалось. Но разрешалось в слободах под городом. К концу XVIII в. слободы казанских татар слились с городом. Их жители стали центральным ядром возникающей татарской народности и нации.
Казань сделалась центром огромной территории, столицей восточной части России. Под приказом Казанского дворца, учрежденного в Москве после завоевания, находился весь обширный край, начиная с северного Кавказа и кончая Пермью и Башкирией.
Итак, что доказывают факты?
Бессмысленно рассматривать ядро будущей Российской империи как национальное государство. Многонациональный характер был у Руси изначален.
Россия расширяла свои земли совершенно не так, как возникали западные колониальные империи. У нее совершенно иные задачи и цели, другое поведение. Это было объединение, происходившее иногда с применением военной силы, но включающее народы, давно и тесно связанные общей исторической судьбой, торговыми, культурными отношениями и даже династическими браками.
Все противники Московии — тоже многонациональные государства. Говорить, что «русские завоевали татар», просто бессмыслица.
При ближайшем рассмотрении приходится сдать в архив все сказки о «зверствах русских» и о «неимоверной» жестокости их завоеваний.
При расширении Московского царства на восток тамошние народы, как правило, добровольно входили в состав России. Иногда (Казань, Сибирь, Астрахань) это добровольное вхождение срывалось происками враждебных к Руси держав — либо Османской Турции, либо среднеазиатских ханств.
Часто государства эти первоначально находились в дружественных отношениях с Москвой или даже были ее вассалами (как Казань и Астрахань). Насильственное присоединение этих земель к Московскому царству, уничтожение автономии и установление русской администрации было не государственной колониальной политикой, а следствием нарушения тамошними правителями своей вассальной клятвы верности.
Потом эта автономия, как правило, восстанавливалась.
Самое главное. Завоеванные Россией земли вовсе не становятся колониями в западном смысле. Статус новых земель Государства Российского больше всего был похож на статус провинций Римской империи.
В сущности, уже Московия заложила первые основы для политики самоуправления. Более того, самоуправление завоеванных земель и народов для нее самое обычное и естественное дело.
Ничего общего с империями британцев, французов, голландцев! Их империи создавались для того, чтобы обогащать «своих» за счет «чужих».
Экономическая политика всех этих государств вплоть до XX века строилась исключительно на вывозе из колоний ресурсов и богатств в метрополию, т. е. изъятие материальных ценностей у завоеванных стран. Ярчайший пример — чудовищное разграбление британцами завоеванной Индии, испанцами — Южной и Центральной Америки. И это было для них и для того времени естественным: а зачем же еще их завоевывать? Ведь война стоила больших денег. А инвестиции надо возвращать. С процентами… Эта экономическая политика подпиралась господствовавшим расистским учением о превосходстве «белого человека».
Классические колониальные империи Запада никогда не стремились к равноправным договоренностям с иноземными элитами, а строили свою политику на лжи, подкупе и терроре.
Много ли было английских королей или даже просто аристократов эпохи владычества Британии над морями, которые женились бы на индийской или африканской принцессе? Много ли было индийских раджей, которые пользовались бы в Британии теми же правами, что и природные английские аристократы, избирались бы в парламент, заседали бы в палате лордов, становились бы членами правительства?
Много ли в английском языке слов, заимствованных из хинди или китайского? Сама постановка этих вопросов раскрывает бесконечную пропасть между западными колонизаторскими империями и российской государственностью, которую мы просто не знаем, какими словами назвать. Нет подходящего термина.
Из этого всего краткий вывод следующий.
«Завоевание» Казани или Астрахани, «покорение» Сибири и т. д. Москвой — это действия того же ряда, что и «завоевание» французским королем Бургундии и Анжу. Или завоевание Англией Уэльса. Мадридом — Малаги и Севильи.
Но это никак не покорение англичанами Индии, французами — Индокитая, а испанцами — государств майя и ацтеков.
Еще в большей степени все вышесказанное касается Российской империи ХѴІІІ-ХІХ веков. Шло все то же самое расширение России в открытом во все стороны пространстве Восточной Европы.
При присоединении Причерноморья, Кавказа и Средней Азии привилегированный слой завоеванных народов обычно быстро получал все права российского дворянства. Простонародье? Армянские, татарские, узбекские и монгольские купцы получали те же права, что и русские. Горожане Украины, Прибалтики, Кавказа, Сибири начинали входить в гильдию мещан…
Крестьяне завоеванных народов также становились равноправны с русскими, причем ни на какую «новую» область никогда не распространялось крепостное право. Наоборот! В нерусских областях все формы личной зависимости искоренялись даже последовательнее, чем в Великороссии.
Российская империя никогда не рассматривала себя как государство русских, владычествующих над нерусскими. Империя скорее росла и усиливалась за счет новых земель и народов, но она считала эти земли и народы равноправными участниками громадного российского оркестра.
Получалось нечто достаточно парадоксальное: завоеванные народы даже как бы неожиданно получали возможности реализовать свои старые планы и проекты, хотя и в совершенно новой форме внутри Империи.
Немцы стремятся на восток? Дранг нах Остен! Натиск на восток привел к рождению восточной Пруссии и Курляндии. Но немцы в составе Ливонского ордена дошли только до Нарвы. Как подданные Пскова, Новгорода и Швеции, они проникали и дальше на восток, до Невы.[121]
Став подданными Российской империи, «трофейные немцы» Прибалтики в составе русской армии дошли до государств Средней Азии и Дальнего Востока.[122]
Получается: в роли подданных Российской империи немцы могут продолжать «дранг нах остен», причем в невиданных еще масштабах.
Татары и башкиры рвутся на запад? Они могут осуществить свои желания тоже в составе русской армии. В армии Бату-Хана, Батыя русских летописей, они могли дойти только до Адриатического моря и до современной Венгрии и Польши.
А при Иване Грозном татары, черемисы и башкиры вторгаются в области Ливонского ордена. Русские офицеры татарского происхождения берут Берлин в годы Семилетней войны и Париж в 1814 году.
Получается: лишь в роли подданных Российской империи эти народы могут осуществить мечту Чингисхана и его приближенных.
Мусульмане хотят проповедовать свою веру христианам? У них есть право проповеди. При Екатерине II мусульмане смогли свободно торговать по всей стране и за ее пределами. Они могут строить мечети, исповедовать и пропагандировать свою веру где угодно, хоть в Петербурге.
В начале 1880-х годов мусульмане, жившие в Петербурге, развернули широкую богословско-публицистическую деятельность. В 1881 году была издана брошюра Девлет-Кильдеева «Магомет как пророк». В 1883 году в «Санкт-Петербургских ведомостях» была напечатана серия статей под заглавием «Ислам и мусульманство», в которых автор отстаивал мусульманское мировоззрение и ставил ислам в некоторых вопросах выше принципов европейской культуры.
Видным представителем мусульманских кругов того времени был Ахуд Атоулла Баязитов (1844–1911 гг.), который стремился гармонично сочетать учение Корана с европейской культурой. Он поддерживал знакомства со многими русскими писателями и философами. Близким другом Ахунда Баязитова был религиозный философ Владимир Соловьев. В сочинении Соловьева «Магомет и его жизнь» многое написано при участии и под влиянием А. Баязитова.
В августе 1905 года в Нижнем Новгороде был проведен 1-й Всероссийский съезд мусульман; два последующих Всероссийских съезда мусульман состоялись в январе и в августе 1906 года в Петербурге и Нижнем Новгороде.
В 1904 году был поднят вопрос о постройке мечети в Петербурге. Бухарский эмир пожертвовал 312 тысяч рублей для покупки земли.
Закладка мечети состоялась весной 1910 года. Строительством мечети руководил архитектор С. С. Кричинский и его помощники Н. В. Васильев и А. И. Гоген. В качестве образца для постройки служила мечеть Тамерлана (Тимура) — Гур-Эмир в Самарканде. 21 февраля 1913 года в новой мечети было совершено первое торжественное богослужение.
Многие москвичи знают старую мечеть, построенную еще в начале XIX века, при Александре I, в районе татарских улиц в самом центре столицы, в Замоскворечье. Земля для строительства этой мечети была дарована императором мусульманской общине «в знак уважения и признательности» сынам татарского и башкирского народов за храбрость в войне с Наполеоном. Император сам сделал первый взнос на строительство мечети. Она открыта для богослужений по сей день.
Поляки хотят владеть землями в русских пределах? Они и владеют землей и домами в городах, вплоть до Сибири. Известный польский тост звучит так: «Хай живе Великопольска от Канады до Тобольска!» Она и «жила», причем не только до Тобольска, но и до Харбина и Владивостока.
Грузины хотят быть частью христианского мира, опасаются истребления со стороны мусульман? Грузины живут во всех городах Российской империи, и громадная Империя становится гарантом их существования.
Армяне стремятся расселиться по миру, получить образование и заняться международной торговлей и ремеслом? В Ростове, Одессе, Москве, Нижнем Новгороде появляются армянские колонии, а многие армяне делают карьеру в администрации и армии Российской империи.
Присоединяя к себе земли и включая в себя народы, Россия становилась гарантом процветания земель и исторической судьбы народов. Потому Россия вовсе не испытывала такого уж громадного энтузиазма от своего расширения и часто колебалась при решении того, расширяться ей дальше или нет, так как, включив в себя новую область, она тут же брала на себя ответственность за ее дальнейшую судьбу.
Взяв на себя ответственность за судьбу христиан Закавказья, Россия заплатила за это растратой огромных ресурсов, жизнями тысяч своих солдат в нескольких войнах. Повседневное управление Грузией вместе с содержанием Отдельного Кавказского корпуса стоило казне больших денег. Издержки — миллионные, прибыли — никакой.
Интересный факт: как-то один крупный русский дипломат (откроем карты — это был не кто иной, как сам Александр Грибоедов) предложил Императору проект создания Российской Большой Закавказской компании по возделыванию тропических фруктов. В качестве образца предлагалось ориентироваться на практику работы знаменитой британской Ост-Индийской компании. Этот малоизвестный сегодня бизнес-проект обещал сделать Грузию наконец-то прибыльной для российского бюджета, но…
Николай I отклонил его, и, как было заявлено, по одной-единственной причине — как превращающий Грузию в банальную стопроцентную колонию.
С точки зрения здравой общепринятой в мире «имперской» логики — совершеннейшая бессмыслица!
Но такая вот «ненормальная» империя была эта Россия… Империя, которая не желала (по крайней мере на уровне официальной внешней политики) иметь колоний…
«Российская империя не была империей русского народа, она была империей русского пространства, — пишет публицист Феликс Разумовский. — В этом пространстве империи не могло быть ни чужих, ни изгоев, там все люди — свои, все — братья». Звучит, конечно, излишне патетически, но факты остаются фактами…
Остается только вернуть читателя к названию этой главы.
Известно, что и Грибоедов погиб во многом из-за поведения своих армянских сотрудников: армяне и грузины, сотрудники российского посольства в Тегеране 1832 года, вели себя крайне вызывающе. Они смеялись над гаремами и евнухами, обижали самых высокопоставленных чиновников Шаха и даже пытались увезти с собой, дать политическое убежище оскопленным армянам — собственным евнухам гарема Шаха и его ближайших приближенных. Естественно, это было совершенно неприемлемо для персов — отъезд высокопоставленных евнухов означал утечку информации самого интимного свойства.
Грузин и армян можно было понять. Давно ли им угрожал геноцид? Давно ли их земли были полем охоты на рабов, а персидская армия ходила в их страны, как к себе домой? Ведь эти евнухи — это их искалеченные соотечественники армян. И сейчас они как мальчишки из-за спины сильного старшего брата, показывали язык дворовому хулигану, который еще вчера их тиранил.
Легко понять христиан, крутящих у виска при виде гаремов и евнухов; и армян, злобно торжествующих в столице поверженного (и чуть ранее не истребившего их самих) врага. А вот дипломат Грибоедов был обязан сдерживать своих сотрудников, пусть даже и относясь в душе ко всему примерно так же, как и они сами. И заплатил жизнью за их несдержанность.
Во всех западных империях обычным делом в колониях был голод. В том числе в невероятно богатой Индии, где до британцев голода не было никогда. Несмотря на то, что раджи также, как и британцы взымали немалые налоги. Вот только размер налогов был разный. Если британцы в буквальном смысле обирали народ, то раджи устанавливали размер налога в зависимости от урожая: если урожай богатый, то и налог побольше. В любом случае, раджи оставляли народу какую-то часть, хотя бы для того, чтобы можно было протянуть до следующего урожая.
Британцы теоретически не хотели брать больше, чем прежние владыки Индии, что вы!
Они просто были по-европейски более «педантичны»: собирали каждый год такой налог, который полагалось раньше брать только в самые урожайные годы, примерно раз в 15 лет. В результате голод стал обычнейшим явлением. Каждый год британского владычества, с 1850 до 1947 год в Индии умирало от голода около миллиона человек. Голод распространился по Индокитаю, богатейшему острову Ява, по Африке, Мадагаскару и двум Америкам.
А вот Российская империя такого постоянного голода не знала никогда. Иногда неурожай в Великороссии заставлял ввозить хлеб из других областей. Не потому, что русские имеют какое-то особое право на урожай в нерусских провинциях, а потому, что именно сейчас они нуждаются в помощи.
Намного чаще было иначе: хлеб из Великороссии вывозился в Поволжье, Среднюю Азию, Северный Кавказ или Закавказье.
Нет ни одной области Российской империи, в которой вспыхнул бы голод после включения ее в состав России.
Это доказывает только одно: в Российской империи деление на метрополию и колонии очень условно. «В России же из-за ее сухопутного характера было сложнее провести разграничение между национальным ядром и периферией», — признает современный британский историк Доминик Дивен. Метрополии европейских колониальных империй жирели от своих колоний. А русская метрополия делится с ними и часто оказывается не в лучшем, а в худшем положении. Премьеру Петру Столыпину после революции 1905 года даже пришлось продавливать поправки в закон о выборах в Госдуму, которые несколько… увеличивали представительство русских от национальных окраин». А то на демократической волне самоуничижения совсем уж «русские империалисты» сами себя затюкали.