Страшно. Александр Роджерс

Тут на днях пан Придыбайло попытался рассказывать нам, что страшно. Просто «узяс-узяс!».
А давайте я расскажу, что действительно страшно.

Вот ты живёшь в могучей стране, которая диктует свою волю половине планеты, а потом кучка престарелых маразматиков ради личной власти разделяет эту страну на полтора десятка осколков. Это страшно.

Последующие десять лет ты занят в основном тем, чтобы выжить. И поиском, что поесть сегодня вечером, и уворачиванием от прилетающих в голову молотков – потому что на этой территории готовы убить за 20 долларов в твоём кармане (а иногда и просто так). И ты не можешь уехать из зоны боевых действий, потому что она везде (и ты ещё не в самом жёстком районе живёшь). Это страшно.

Параллельно ты пытаешься учиться, потому что тебе не на кого рассчитывать, кроме себя. Но в университете уже сидят националисты, которые на твой правильный ответ на русском языке отвечают «Нэ розумию». Они же ещё недавно преподавали свои предметы «через призму марксизма-ленинизма» и прекрасно понимали русский (и сейчас начинают понимать, но только если их предварительно слегка побить). Когда человек готов перекрашиваться под текущую повестку, не имея настоящих собственных убеждений – это страшно.

Потом ты приходишь в партию, которая по своему названию и декларируемой программе тебе близка. С трибун звучат правильные слова, но потом за кулисами лидеры обсуждают, как бы им намутить схем и приватизировать землю и недвижимость. И никого, кроме тебя, это не возмущает – вот что страшно.

Ты уходишь из партии, становишься независимым, находишь свои ниши. Теория малых дел, создаёшь профсоюзы, борешься против повышения налогов (даже успешно!), выбиваешь рабочим зарплаты и возвращаешь деньги обманутым вкладчикам банков. Мешаешь западным компаниям начать добычу сланцевого газа, продвигаешь Таможенный Союз…
А потом все твои малые дела идут в пропасть дружным строем, потому что стадо имбецилов в скачках разрушает страну и сдаёт её под внешнее управление взамен на печеньки и обещания кружевных трусов. Как говорил Джордж Карлин, никогда не недооценивайте возможности очень тупых людей, собирающихся в большие толпы. Вот что страшно.

Ты говоришь, что это всё противозаконно и антиконституционно, взамен тебе обещают, что будут пытать твоего новорожденного ребёнка у тебя на глазах, а ты ничего не сможешь сделать. Это реально страшно (и хрен я когда-либо это кому-то прощу).

Страшно, когда люди, которых ты знал годами, едут крышей и радуются убийству офицеров милиции при исполнении.
Страшно, когда человек, которого ты знаешь 15 лет, и с которым вы вместе ходили драться с укронациками, заявляет тебе «Русские напали». А ты давно стал украинцем, родной?
Страшно, когда в прямом эфире показывают сожжение людей заживо, а студия аплодирует и соцсети забиты на следующий день шутками про «ватка подгорела».
Страшно, когда ты вживую видел обстрел центра города украинским самолётом, а тебе рассказывают «Это кондиционер» или «Они сами себя обстреливают». При этом и я, и они знают, что врут, но продолжают врать.

Когда люди расчеловечивают других и сами становятся нелюдями – страшно.
Когда хотят убивать за инакомыслие – страшно. В том числе страшно, что останутся только те, кто мыслит одинаково (или прикидывается таковыми).
Когда убивают детей и оправдывают это «национальным строительством» – страшно. В ад такую «нацию», которая строится на могилах детей.
Когда начинают орать «Убить их всех» или «Бахнуть ядерным оружием» – это тоже страшно. Потому что война – это не повод перестать быть человеком.
Самое страшное – воюя с нелюдью, самому стать на неё похожим.

P.S. Конрад Лоренц писал, что агрессия – зачастую реакция на страх. И больше всех истерично орёт «Убей!» тот, кто сильнее всех испуган.