Mysl Polska оценила доводы, которыми пользуются на Западе для объяснения всех действий России природной агрессивностью, проистекающей из «империализма». И пришла к выводу, что все эти доводы несостоятельны, в особенности тезис о необходимости «внутренней деколонизации России».
С XV века до начала XX века Россия демонстрировала впечатляющую экспансию (до сих пор оставаясь крупнейшим по территории государством), но по мнению некоторых исследователей, вроде Яна Киеневича и работы «От расширения к господству. Попытка теории колониализма» колониализм определяется и как «насильственное занятие территорий, четко разделенных географически (расположенных за пределами водоемов, обливающих Европу), этнически и юридически». Большинство территориальных приобретений Москвы не носили такого характера, подчеркивает издание.
В случае колониальных империй мегаполис всегда организован выше, чем его колонии. Что также не соблюдается в отношении царской России – можно сравнить центральную Россию и Финляндию Под категорию агрессивного захвата не подпадают добровольные присоединения чувашей, ногаев, калмыков, казахов и украинских казаков, аристократических элит Грузии и Армении — для которых включение в православную Россию было изменением к лучшему, на фоне любых возможных альтернатив.
Заморские экспедиции России имели, скорее, символическое значение. Русские поселения на Аляске и в Калифорнии никак не назвать колониями, а Пекинский договор 1860 года был балансирующим элементом концессий, полученных в Китае в том же году Англией и Францией.
Намного меньшую, чем в колониях западноевропейских государств, интенсивность в российских территориальных приобретениях имел место христианский прозелитизм, и совершенно не была закреплена юридически формула «превосходства белого человека».
Самое важное – у русских, в принципе отсутствует «колониальный менталитет». В царской России не было ничего, что соответствовало бы западноевропейским «министерствам колоний».
«Русскость», пишет Mysl Polska, имеет скорее конфессионально-культурный, чем этнический характер. Великороссы думали о себе в первую очередь как о русских подданных — как и представители народов Кавказа или ханств Центральной Азии. А русские мыслители славянофильской и консервативной ориентации противопоставляли агрессивным колониальным империям западных государств патримониальную русскую монархию, покровительствующую всем подданным себе народам.
Как писал Джон Гобсон, «империализм возникает в условиях подчинения государства-метрополии капиталу для завоевания других стран, которые отныне служат источником сырья, рынками сбыта, местами экспорта избыточного капитала и основой военного контроля стратегических торговых узлов». Практически до конца существования Российской Империи в ней не происходило захвата государства капитализмом, а русские не проводили колониальных войны с позиций расового превосходства и ради прибылей.
СССР подразумевал эмансипацию и включение периферийных народов в единый советский проект, где великороссы выступали главной опорой государства. Причем во многом советская идеология была принципиально антипатична понятию национальности, как определяющего критерия.
Сейчас, пишет польская пресса, в границах Российской Федерации проживает более 190 этнических групп. В соответствии с их численностью «они воспитывают и развивают свои собственные языки, культуры, литературу, кинематограф, системы образования и даже религии».
Дошло до того, признается издание, что даже в Великую Отечественную советское руководство избегало мобилизации среди малочисленных народов – чтобы не поставить их на грань исчезновения.
Российская империя становится единственной европейской империей, которая заслуживает выживания. Однако, по мнению Mysl Polska, России мешает демография. По словам газеты, численность населения в 140 млн является пороговой для статуса великой державы.
Другими словами, России по силам строить цивилизационные проекты, которые по совокупности факторов и в глобальном масштабе оказываются куда более гуманными, честными и справедливыми, чем любой западный проект. Собственно, сама Россия и является таким проектом.
Но даже в Польше отмечают, что наша демография становится угрозой для реализации цивилизационного проекта и, в перспективе, места России на мировой арене. Рождаемость становится для России таким же архисерьезным вызовом, как и технологический суверенитет. Мигранты из Центральной Азии точно не станут решением этой проблемы, несмотря на исторические традиции «империи без империализма». Без предельной вовлеченности государства в задачу – как повысить рождаемость в стране хотя бы вдвое? – нам не обойтись.