Статьи доктора исторических наук Алексея Олейникова, посвященные Первой мировой войне, вызвали широкий отклик у нашей аудитории. В комментариях один из читателей рекомендовал привести сравнительные данные потерь русской армии и ее противников.
Нынешняя статья профессора Алексея Олейникова, автора книги «Россия - щит Антанты», как раз и посвящена этому вопросу.
Начнем с того, что под потерями подразумевается количество военнослужащих русской армии, погибших, пропавших без вести, раненых и пленных в ходе боевых действий на Русском (Восточном) фронте Первой мировой войны. В отечественной военно-исторической науке существуют различные цифры потерь русской армии в годы мировой войны.
Н. Н. Головин приводил следующие цифры: 1 млн. 300 тыс. убитых, 4 млн. 200 тыс. раненых (из них умерло от ран свыше 350 тыс.), 2 млн. 417 тыс. пленных. Б. Ц. Урланис называл общее число убитых и умерших – 1 млн. 811 тыс. человек.
Статистические материалы официальных органов и работы специалистов определяли количество русских пленных в 2 млн. 889 тыс. (с умершими, бежавшими и обмененными), и даже в 4 млн. 153 тыс. человек. Число убитых, по данным Ставки на 1 сент. 1917. составляло 775 тыс. человек.
Архивные материалы называли цифру в 1 млн. 61 тыс. – это убитые, умершие от ран и болезней, отравленные газами, пропавшие без вести и уволенные от службы. В то же время присутствует и цифра погибших в 1 млн. 500 тыс. человек, а союзники определяли потери Россией убитыми от 1 млн. 700 тыс. до 2 млн. 500 тыс. человек.
Главная тенденция – это присутствующее в трудах специалистов завышение цифр потерь русской армии. Официальным материалам в сфере потерь можно доверять в гораздо большей степени.
Стоит отметить, что цифры потерь русской армии, приводимые иностранными (прежде всего германскими и австрийскими) авторами (включая и мемуарные источники) – это своеобразные «агитки» времен войны, которые кочуют по страницам исторических работ.
Так, например, видный представитель германского генералитета П. Гинденбург с поразительным упорством неоднократно на страницах своей работы упоминал, что 200-м тысячам солдат его 8-й армии в Восточной Пруссии в августе 1914. противостояли 800 тысяч русских солдат 1-й и 2-й армий. Неужели генерал не знал истины, указывая фантастические цифры в послевоенной работе? Но если такое высокопоставленное лицо откровенно лжет, выдавая желаемое за действительное, то для чего?
Это осуществляется в расчете на простого германского обывателя и одновременно, – чтобы подчеркнуть свой личный вклад в победу, попутно унизив противника. Действительно, от 800-т тысяч русских солдат Северо-Западного фронта – и 90-та тысяч пленных (также придуманных) – это еще мало! П. Гинденбург, вероятно, не понял главного: при указанных им цифровых данных о численности русской группировки, противостоящей вверенным ему войскам, германцев не спасли бы никакие «таланты» его и Э. Людендорфа.
Австрийцы замалчивали неудачи в Галицийской битве и Брусиловской операции, раздувая результаты своего Лимановского контрнаступления конца, и можно продолжать дальше.
Ключ к пониманию всего вышеизложенного можно найти в австрийском издании «Der Erste Weltkrieg». В нем сформулированы особенности пропаганды – одной из форм психологической войны. Причем психологическая война названа разновидностью боевых действий: «Психологическая атака направляется на ослабление воли противника к сопротивлению. Солдат, который сопротивляется нападению противника с оружием в руках, может нанести потери, психологическое же воздействие деморализует его при относительной безопасности атакующего».
Неудивительно, что именно австрийцы явились одними из создателей пропаганды и психологической войны.
О подобной деятельности австрийцев среди русских войск в Карпатах свидетельствовал генерал-квартирмейстер Штаба Верховного главнокомандующего в 1914-1915. Ю. Н. Данилов: «С целью увеличения шансов на успех, наши противники, с некоторых пор, стали распространять в обширных размерах среди наших войск и населения района военных действий разного рода воззвания и обращения…. Прием разложения противной стороны, путем лицемерной пропаганды, видимо начинал приобретать у них все большие права гражданства. В данный период времени, с особым рвением, его стали применять австрийцы, не гнушавшиеся распространять среди наших войск прокламации…».
Руководитель австрийской контрразведки М. Ронге писал: «Наше разведывательное отделение использовало объявление турками «священной войны». С одобрения турецкого посла в Вене летчики и агенты распространяли воззвания среди мусульман русской армии. Кроме того, на легко возбуждаемую фантазию последних пытались воздействовать ракетами и другими пиротехническими средствами. Их должны были привлекать зеленые знамена с полумесяцем и звездой. Эта пропаганда, которой особенно занимался ротмистр Вальцель, имела некоторый успех».
Ведь энергичная пропаганда сокращает срок войны: «…мы выпустили книжку о русских зверствах и заготовили 50 тысяч экземпляров воззваний, которые 22 января - в годовщину гапоновских событий в Петербурге - должны были поколебать русскую волю к продолжению войны. Эти воззвания выпускались от имени «Русской народной организации в Женеве». В русские окопы они доставлялись агентами. На тех участках, где позиции были расположены близко, воззвания пускались при помощи детских воздушных шаров. Воззванием этим очень возмущалась русская ставка и расценивала его как низкий маневр. Ротмистр фон Вальцель, энергично руководивший этой пропагандой, позднее использовал баллоны с теплым воздухом, обладавшие большой подъемной силой, бутылки и тому подобную посуду в реках и даже льдины, на которых яркими красками и в бросающейся в глаза форме писались лозунги». И «Ее (пропаганды) успехи убедили в полезности пропаганды даже ее прежних противников. Они убедились в том, что пропаганда обеспечивает отдых своим войскам, сберегает огнеприпасы и облегчает оборудование позиций…».
Начальник австрийского Генштаба генерал Арц следующим образом оценил значимость пропаганды и информационной войны на Русском фронте: «Органы пропаганды бесспорно имеют большие заслуги в успехах австро-германских войск в Галиции. Благодаря энергичной и умелой деятельности, нередко связанной с опасностью для жизни, моральное состояние противника было сильно подорвано, нашему командованию были оказаны ценные услуги, войскам был обеспечен отдых в течение ряда месяцев и вместе с тем было достигнуто уменьшение потерь».
Соответственно, многие цифры и факты, заявленные противником и перекочевавшие на страницы многих отечественных исторических работ, нужно рассматривать не как достоверную информацию, а как элемент пропаганды противника. Вместе с тем, мы вынуждены пользоваться и данными противника о потерях – особенно это касается неудачных для русской армии сражений, когда поле боя оказывается в руках врага, и он собирает трофеи. Но относиться к таким данным следует с большой долей осторожности.
Русское же командование использовало традиционные методы подсчета потерь, его данные гораздо более достоверны. Хотя, конечно, в условиях войны не вся информация соответствовала действительности – достоверность докладов с передовой часто зависела от добросовестности командира и условий боевой обстановки. Иллюстрацией являются, например, впечатления участника боев в Восточной Пруссии в конце 1914.: «Из-за проволоки — частый ружейный огонь. Наше «ура», короткая штыковая стычка после того, как мы разрубили проволоку, и группа пленных... Трупы: наших перед проволокой, немцев — за заграждением и в переулке деревни. Я приказываю отвести пленных, не пересчитывая и не посылая записки-донесения».
Но соответствующие сведения в любом случае аккумулировались и проверялись на уровне вышестоящего штаба. Так, сводка Штаба Верховного главнокомандующего от 29 авг. 1915. содержит следующие строки: «Штаб Верховного Главнокомандующего считает необходимым пояснить, что в пределах человеческих сил и средств и требований военного искусства Штаб всегда стремится представить событие в его истинном виде, избегая тенденциозной окраски. Ошибки неизбежны и часто неустранимы в той спешной, крайне возбуждающей, крайне сложной до полной неясности обстановке, в которой совершаются военные события. Поэтому, признавая несомненность нашего большого успеха под Тарнополем и Трембовлей, что ясно из действий наших войск, Штаб свой ответ о трофеях задерживает до получения из боевой линии более точных и определенных донесений».
Существовало также распоряжение начальника штаба главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта № 5333 от 28-29 нояб. 1914. (его действие было распространено на все армии и фронты) и касающееся как раз вопросов тщательной проверки информации о потерях и трофеях на ТВД. Т. к. в сводках часто присутствовала неполная информация, было приказано указывать период и обстоятельства пленения солдат и офицеров противника.
Причем это требование носило категорический характер. Пленные, захваченные с 1 по 15 нояб., были указаны уже в телеграмме от 17 ноября. Количество трупов на полях сражений должно было также упоминаться в сводках, подсчитываться гражданскими властями при предании земле. Ежедневно по телеграфу соответствующие сведения должны были передаваться генерал-квартирмейстерской частью.
Мы убедились в достоверности русских официальных данных, анализируя ситуацию с военно-оперативными потерями русской и германской армий в период операции у Воли Шидловской 19-24 янв. 1915. Причем, открыв страницы сборника официальных сообщений Ставки, были настроены весьма скептически. Строки официального русского документа гласили: «На передовой линии неприятеля вошли в бой свыше 14-ти полков. Многочисленная артиллерия, включающая и тяжелые калибры, не прекращает огня ни днем, ни ночью….», «сражение у Боржимова и Воля-Шидловская продолжалось с чрезвычайным упорством и при необычайной густоте построения нашего противника. С целью прорыва нашего фронта неприятель ввел в бой на участке около 10-ти верст семь дивизий, поддержанных 100 батареями. Некоторые дивизии развертывались на фронте всего около версты».
Но германские данные, причем официальные материалы Рейхсархива, изданные уже по прошествии значительного времени после войны также подтверждают наличие мощного огневого кулака – 100 батарей, поддерживающих действия германских войск.
Согласно архивным материалам русские войска за 6 дней боев понесли тяжелые потери - до 40 тыс. человек. Русское издание времен войны утверждало, что не менее крупные потери понес и противник. Т. е. также 40 тысяч. Каково же было наше удивление, когда на страницах Рейхсархива немцы также оценили свои потери в 40 тыс. человек в 8-ми дивизиях, причем лишь за 3 дня боев (войска 25-го резервного и 17-го армейского корпусов - особенно пострадали 1-я, 4-я резервные, 4-я, 36-я пехотные дивизии)!
И цифра потерь, и количество введенных в дело германских войск фактически совпали в русских официальных материалах 1915. и германских официальных материалах 1931. Соответственно, это показатель высочайшей достоверности русских официальных данных времен Великой войны. Из этого факта и будем исходить впоследствии.
Помимо российских данных, нами интенсивно использовались материалы французских военных специалистов (подполковник Лярше). На наш взгляд, они вполне объективны и нейтральны в своих оценках. А тот факт, что ими использовались данные германского Генерального штаба, придает им повышенную ценность.
При определении цифр потерь, нами за основу брались наиболее авторитетные и заслуживающие доверия источники, в некоторых случаях осуществлялись собственные подсчеты на основе архивных материалов.
Соответственно, можно установить приближенную к реальности цифру потерь русской армии на фронтах Первой мировой войны.
Если оценить общие военно-оперативные потери русской армии в 1914-1917., то можно отметить следующее.
Начальник штаба Верховного Главнокомандующего В. И. Гурко озвучил такие цифры применительно к русской армии на конец 1916.: более 14 млн. призвано до дек. 1916. – убыль за 3 кампании составила 4,5 млн. человек.
По нашим подсчетам, общие потери Русской армии несколько выше:
Кампания 1914 г. – 1 млн. человек.
Кампания 1915 г. – до 3 млн. человек.
Кампания 1916 г. – до 2 млн. человек.
Всего - 6 млн человек.
Сколько потеряли наши противники на Русском фронте за этот же период?
Кампания 1914 г. – 1 млн. 36 тыс. человек.
Кампания 1915 г. –2,35 млн человек.
Кампания 1916 г. –около 1,2 млн человек.
Всего - около 4,6 млн. человек
Можно констатировать, что военно-оперативные потери русской армии вполне соотносятся с потерями ее противников на Русском фронте Первой мировой войны. Причем эти цифры не противоречат утверждениям о некотором техническом отставании русской армии от германской в 1915-16.
Русская армия отставала от германской, но это было отставание на проценты, а не в разы. Но от немецкой так же отставали и армии всех остальных участников Первой мировой войны. Всех других своих противников русская армия, безусловно, превосходила. И в целом нанесла своим оппонентам соотносимые со своими потери.
Соответственно, говорить об «отсталой царской армии» и т. п. штампах не приходится. Русская армия достойно противостояла своим противникам, внеся свою более чем весомую лепту в дело разгрома германского блока.