Норвегия разрешает иммигрантам многоженство

---

Хеге Стурхауг (Hege Storhaug)

Сомалийцу Адилю А.Омару (Adil A.Omar) разрешили жить в Норвегии на законном основании в качестве беженца. Пока что он привез в Норвегию жену и семерых детей — это было в рамках правил о воссоединении семей. Но он недоволен. Потому что сейчас он хочет ввести в Норвегию детей и от второй жены. И у него это вполне может получиться. Но в таком случае мы говорим уже не только о воссоединении, мы говорим и о разъединении семьи. Так как что же скажут по этому поводу остальные дети и жена?

Надеюсь, это известно: мужчины, имеющие постоянный вид на жительство или гражданство Норвегии, могут привезти в Норвегию всех детей, которые у них могут быть где угодно в мире. Мы обсуждали этот вопрос с Коммунальной комиссией Стортинга (отвечающего за иммиграцию и интеграцию) еще в 2003 году. Теоретически один мужчина может иметь 100 жен и/или любовниц по всему миру, и все дети, рожденные в этих союзах, могут иммигрировать в Норвегию. Дело в том, что закон о гражданстве говорит, что дети получают гражданство отца.

Последним, кто прекрасно воспользовался данным и подобными порядками, стал Адиль А.Омар из Сомали. Проведя два года в Мандале (Mandal), он недавно воссоединился с женой номер один и их семью детьми. Сейчас у него в повестке дня разъединение семьи.

Газета Fædrelandsvennen информировала об этом 30 августа (только в своей бумажной версии):

Итак, он оставил в Сомали двоих детей — двух и четырех лет, и сейчас борется за то, чтобы привезти их сюда. Оба ребенка от его второй жены.
«В Сомали  разрешается иметь несколько жен», — объясняет он.
Он говорит, что поскольку Норвегия не разрешает иметь больше одной жены, та, которая сейчас в Сомали, там и останется, а дети должны приехать сюда.
«Надеюсь, что они скоро приедут в Мандал, может быть, уже этой осенью», — говорит Адиль.

А что же мать, оставшаяся в Сомали? Заберут ли у нее маленьких детей? А кто будет ими заниматься, если они приедут в Норвегию? Омар или жена номер один?

В крайне патриархальной исламской племенной культуре женщина фактически ничего не может этому противопоставить.

И это эту систему ценностей поддерживают норвежские политики?

А что дети? Хотят ли они расстаться с мамой? Это гуманно? Об этом норвежские власти и политики не заботятся? Возможность приехать в Норвегию перевешивает все остальное. А если подумать о том, какие сигналы это подает прочим многоженцам, которые хотели бы переехать в Норвегию?

Если требования Омара о еще одном воссоединении семьи будет удовлетворено, смогут ли малыши и мать в Сомали ходатайствовать о воссоединении семьи в Норвегии? Есть ли в существующих правилах что-то, что может этому помешать?

Миллионные расходы

В 2013 году газета Finansavisen представила весьма драматичную задачку. Она опубликовала информацию о том, сколько будет потрачено на одного иммигранта и его предполагаемых потомков в период с 2015 до 2100 года. Цифры предполагали, что родившиеся в Норвегии потомки иммигранта великолепно интегрировались (экономически), что у всех уровень потребления государственных услуг соответствует среднему по Норвегии, хотя Государственное статистическое бюро SSB сочло эту предпосылку довольно спорной. Расходы на сомалийцев в год в 2013 году составили 9 миллионов крон на человека (сегодня эта цифра выше). Это означает, что пока применительно к Омару мы можем ожидать расходов на сумму примерно в 81 миллион крон. Это касается страны, подавляющее большинство приезжающих откуда не являются действительно политическими беженцами, т.е. политическими диссидентами. А если приплюсовать к этому еще двоих детей, то мы получим 100 миллионов крон. Если речь пойдет о 10 таких семьях, то мы получим 1 миллиард крон.
 
Другой коленкор

Четыре года тому назад обсуждалось похожее дело. Тогда речь шла о сомалийце, которые хотел ввести в Норвегию примерно 20 детей с помощью «рецептов» от Департамента по делам иностранцев
UDI.

Хоссейн Ахмед Майамууд (Hossein Ahmed Mayamuud) живет в Свельгене (Svelgen) в губернии Согн-ог-Фьюране (Sogn og Fjordane). У него 22 ребенка, и он хочет, чтобы 11 из них привезли в Норвегию.

UDI ответил, что Майамууд, который имел этих 22 детей от разных жен, должен был развестись со своей единственной в Норвегии женой, для того, чтобы другая жена еще с 10 детьми смогла оказаться в Норвегии. Значит, сегодня Омар может «упростить» процесс. Он может развестись — в соответствии с норвежскими законами, сохранить брак в соответствии с законами шариата, для того, чтобы потом ходатайствовать о воссоединении с женой номер два и двумя детьми.

Когда стало известно о деле Майамууда, тогдашний глава комитета по юстиции в Стортинге, нынешний министр рыболовства и заместитель председателя Партии прогресса, отреагировал весьма бурно:

«Наверное, это ужасно для этих детей — отрываться от своих корней».
Сандберга (Sandberg) действительно волнует это дело.
«Партия прогресса считает, что, если речь идет о воссоединении семьи, то следует оставаться там, к чему семья ощущает наибольшую принадлежность».
Он также бурно реагирует и на то, что Департамент по делам иностранцев дает понять, что в подобных делах решением может быть развод.
«Здесь мы имеем дело с одинокой женщиной, которая остается с детьми. А UDI дает рекомендацию касательно воссоединения в статье, против которой я активно выступаю».

И где же Сандберг и Партия прогресса сейчас? Сделали ли они что-нибудь, чтобы положить конец подобной практике?

Служба охраны прав человека HRS (Human Rights Service) также призвала к отмене подобной практики. Не может быть так, чтобы ребенка отрывали от матери, у которой нет культурных возможностей встать на защиту собственных желаний и потребностей. Да и вознаграждать за многоженство не стоит. Какая в нем заключается ценностная стабильность?

Впечатление следующее: Это тупик. К тому же мы знаем, что с интеграцией что-то не получается. Как в Свельгене, где жена Майамууда быстренько забеременела 12-м ребенком, пока ходила на курсы норвежского языка. Таким образом, «процесс интеграции» очень скоро закончился дома.