"Сверху донизу - все рабы." Н.Чернышевский.
Продолжение… Предыдущая часть… Начало здесь…
Все знают, что демократия — это хорошо, а ее отсутствие — это плохо. Еще все знают, что
У нас, если вам разбили машину или за любимым сортом колбасы выстроилась длинная очередь, если вас обобрал гаишник или нахамили в ЖЭКе, то народ разводит руками: ну что поделаешь?!. Рассея-матушка… Это вам не Европа, понимаешь. Тут вам никто 300 лет каждый день газон у дома не стрижет.
Вот в Англии «Билль о правах» когда приняли? Когда в русских лесах братья-поляне-древляне еще на деревьях сидели? То-то!
А Конституцию США Франклин, Вашингтон и какой-нибудь Линкольн, какой-то Абрам Абрамыч в каком году написали? Ту самую Конституцию, со всеми поправками и гарантиями свобод, по которой и сейчас живет Америка — уже более двух веков?
Не в том ли самом году, когда русская Салтычиха своим крепостным девкам собственноручно кости ломала да еще зубы передние выдергивала щипцами, дабы своими белоснежными улыбками ее, Салтычихину красу не оттеняли…
Что скажете?
А здесь нашей Конституции и 15 лет не исполнилось, так ее уже менять хотят: то двух сроков для Президента как-то слишком мало, то субъектов Федерации как-то слишком много.
Вот потому и жизнь у нас такая.
В ЭТОЙ стране. Ни колбасы, ни дорог, ни свободы. Пробки, вонь, грязь. Улицы солью посыпают, вот опять — подошва у ботинок отвалилась. Рассея-мать ее… Откуда здесь быть свободе и демократии?
Это вам не Рио-де-Жанейро.
…Вот только понять бы еще для начала, что же за «зверь» эта самая демократия?
Сегодня исключительно модно обличать современную Россию за полное отсутствие демократии. Делают это не только наши и не наши политики (им это по работе положено), но и бизнесмены, такие как Великий борец за финансовое благополучие всех народов мира Джордж Сорос, и политологи, такие как Збигнев Бжезинский, и историки, и ученые.
С учеными особенно интересно. Например, крупнейший и, главное, известнейший специалист по России Ричард Пайпс пошел дальше всех: он «уличил» Россию в том, что в ней никогда вообще демократии не было. Такая уж страна оказалась неподходящая для базовых ценностей демократии и свобод. В ней, цитирую, «царское правительство в ответ на соответствующие нападки разработало административные методы, явно предвосхитившие методы современного полицейского государства».[212] Для России характерна не демократия, а «бюрократическо-полицейский режим, который по сути дела пребывает у власти и поныне».
Пайпс четко объясняет, что именно по этой причине «в отличие от большинства историков, ищущих корни тоталитаризма XX века в западных идеях, я ищу их в российских институтах».[213]
Россия — не только, в общем, родина слонов, как учили нас наши партийные агитаторы и пропагандисты, но и Родина, по Пайпсу, Гитлера, Муссолини, Пол Пота и того африканского царька,[214] который в конце XX века закусывал свежей человечиной.
Только вот беда! Гарвардский профессор и глава Центра исследований России, любимый советник нескольких американских президентов, Ричард Пайпс ничего не говорит о самом главном: о том, что же такое демократия?
То есть обвинения есть. А вот нормального определения — в чем собственно состав преступления — нет.
И Карл Поппер,[215] непримиримый борец за «открытое» общество, ничего не говорит о том, что же это за общество такое. В его двухтомной книге про «открытое общество» сделан суровый вывод: в России общество плохое, «закрытое». Но никакого определения демократии и открытости — нет.[216]
И Джордж Сорос ничего о демократии не говорит! Хотя Сорос даже основал в России Институт «Открытое общество» (Фонд Сороса): для борьбы за демократию.[217]
В своей книге о деятельности этого фонда он пишет: «Я представляю себе открытое общество как общество, открытое улучшениям. Мы начинаем с признания нашей собственной погрешимости, которая распространяется не только на наши умственные построения, но и на наши институты. Нечто несовершенное может быть улучшено путем проб и ошибок. Открытое общество не только допускает такой процесс, но реально его поощряет, отстаивая свободу выражения и охраняя инакомыслие. Открытое общество предлагает путь неограниченного прогресса».[218]
Смелый человек этот Сорос! В самих США находит изъяны, ругает Буша за империалистическую политику! Говорит о «сворачивании демократии» в США![219] Но и он не дает определения ни открытого общества, ни демократии.
Так что же конкретно все-таки у нас не хватает?!
Аристотель.
Автор замечательных рассуждений о демократии, аристократии и охлократии. Очень современно звучит
Определение демократии, конечно же, существует. И существует этих определений великое множество. Первое из наиболее известных дал еще Аристотель (384–322 гг. до н. э.), и обычно его используют до сих пор.
Аристотель говорил о шести способах правления. Три способа одинаково хорошие. Это монархия, аристократия и демократия. Три способа одинаково плохие: тирания, олигархия и охлократия.
Три первые способа хороши потому, что они законные. Монарха или выбрал народ, или он родился старшим сыном монарха, когда-то выбранного народом. Его лично уже никто не избирал, но в начале всех начал, пусть много поколений назад, его власть предполагалась. И для монарха вовсе не зазорно посему обратиться к народу в каком-то очень важном случае. Сходится народное собрание и вместе с монархом решает общую проблему.
Аристократия — власть богатых и умных, образованных. Они правят с согласия всего народа. Народ поручает им править и чаще всего уже не сходится на площадь для народных собраний. По крайней мере, по пустякам. Он согласен с правлением лучших.
А вот при демократии все граждане регулярно сходятся на площади для народного собрания. И дискутируют. Они коллективно принимают решения и выбирают должностных лиц в государстве для управления от имени народного собрания.
Три плохих способа правления плохи потому, что они, по рассуждению Аристотеля, незаконные, нарушают нравственные законы.
При тирании тиран захватывает власть силой и правит, опираясь на силу.
При олигархии власть захватывают немногие — опять же силой, не имея на власть никакого морального права. Самый худший вид олигархии — плутократия, то есть власть денег. Плутократы подкупают народ, тем самым развращая его.
При охлократии власть принадлежит не достойным людям, а сброду. Охлос — это неорганизованная, дикая толпа. Демократию строят люди, имеющие собственность и работу. Социально и экономически состоятельные. Стоит допустить до политических процессов несостоятельных и безответственных, тут и демократии конец, все сметает волна безответственных решений, принимаемых безответственными людьми.
Как видно, для Аристотеля нравственность и законность — основа представлений о государственном устройстве. «Во всех людей природа вселила стремление к государственному общению, и первый, кто это общение организовал, оказал человечеству величайшее благо. Человек, нашедший свое завершение, — совершеннейшее из живых существ и, наоборот, человек, живущий вне закона и права, — наихудший из всех, ибо несправедливость, владеющая оружием, тяжелее всего; природа же дала человеку в руки оружие — умственную и нравственную силу, а ими вполне можно пользоваться в обратную сторону».[220]
Аристотель вовсе не считал демократию лучшей и совершеннейшей формой правления. Сам он, по нашим представлениям, — придворный: происходил из семьи врачей при дворе македонских царей. В 37 лет Аристотель оставил Афины. По его мнению, демократия в Афинах на глазах вырождалась в охлократию. К участию в народном собрании были допущены самые нищие и безответственные люди. Колоссальным влиянием на собраниях пользовались демагоги — те, кто умел «водить народ».[221]
Греки в целом, кстати, тоже не считали демократию самым лучшим способом управлять… Только одним из приемлемых, не более.
Античная демократия — своего рода строй-предшественник для современных убежденных демократов. Но это мнение скорее идеологическое, чем научное. Античная демократия была НЕПОСРЕДСТВЕННОЙ. Гражданин приходил на площадь народного собрания и выбирал должностных лиц. Греки жили маленькими общинами — полисами. Правила жизни в полисе назывались политией, откуда и пошло слово «политика». Численность граждан полиса колебалась от 1,5 до 8 тысяч человек. Греческий город — это, конечно, звучит гордо. Красиво. Но по нашим представлениям, это село. Такой большой аул. Граждане лично знали друг друга и как соседи, и как участники общих дел. Они понимали, кого имеет смысл выбирать.
Правда, в Афинах в пору их расцвета число граждан достигло 40 тысяч… И система тут же перестала работать, мнения стали формировать профессиональные болтуны-демагоги.
Еще хуже получилось в Риме. Сами римляне считали, что демократия установилась у них в 510 году до н. э. Тогда вся римская территория (ager Romanus) занимала всего около 870 кв. км — не больше той площади, которую контролировал средний греческий полис. Несколько сотен, затем — тысяч граждан сходились на форум, выбирали консулов, цензора, казначея, других должностных лиц. Если было нужно сосредоточить власть в одних руках, выбирали диктатора и на время отменяли свою демократию.
Она «работала», потому что Рим был маленьким и поначалу при всем желании не мог завоевать своих соседей. Подробно описывать дальнейшую историю экспансии Великого Рима нет смысла: придется писать многотомное сочинение, которое будет посвящено только этому. Но если в двух словах, то в отличие от городов-государств Греции Рим сумел распространить свою власть сначала на ближайших соседей, а потом и на тех, кто жил подальше. Те, кто попадал под его власть, постепенно становились гражданами Римского государства.
Чем больше завоевываний, тем большие богатства стекались в столицу, тем больше Рим мог дать своим гражданам. Тем выше делались постройки, пышнее празднества, красивее одежды.
Но чем больше было завоеваний, тем больше становилось и граждан.[222]
И тут наступил конец демократии.
Во-первых, стало непонятно — а на каком форуме должны собираться полчища «старых» и «новых» римлян? Механизма заочных выборов, территориальных избирательных участков и электронных урн для голосования еще не существовало.
Во-вторых, думающие граждане задавались вопросом: как они, совершенно не зная друг друга, могут осмысленно выбирать должностных лиц своего государства?
Если бы миллион римских граждан и нашел «площадку» таких размеров, республика-однодневка мгновенно бы пала жертвой демагогов, личных амбиций и разборок враждующих кланов.
В результате вся власть была в руках примерно 2 тысяч богатых семейств. Фактически Римская республика превратилась в олигархию. Жаль, нет до сих пор ни одного государства с таким официальным названием. Его предшественником мог бы считаться сам Древний Рим! Он первым стал достоин того, чтобы называться Олигархией (по крайней мере, среди тех государств, чью историю мы хорошо знаем), притом с большим оттенком плутократии. Римляне уже тогда научились активно торговать выборными должностями и местами в сенате. Часть сенаторов была почтенными главами старинных родов, образованными и патриотически настроенными людьми. Часть же — нуворишами, которых не интересовало вообще ничего, кроме дальнейшего обогащения и самодовольной демонстрации своего «сенаторства».
Сенат боролся за власть с народным собранием — форумом. На форуме же все больше появлялось пролетариев — тех, у кого не было вообще никакой собственности. У многих пролетариев, забросивших землю крестьян, не было и работы. Во-первых, они ничего не знали и не умели. Во-вторых, ничего и не хотели знать, уметь и делать. Но ведь они — благородные граждане Великого Рима! Им полагается! Именно эта публика требовала «Хлеба и зрелищ», то есть бесплатной раздачи продуктов и устроения всяческих увеселений: гонок колесниц, цирковых представлений, гладиаторских боев.
Сенат разлагали плутократы. Форум — охлократы.
Гладиаторы. Римская мозаика на полу 250 г. н. э.
Футбол в Древнем Риме еще не изобрели, поэтому охлос требовал гладиаторских боев. А помимо зрелищ — бесплатного хлеба и каши.
Фактически между плутократией и охлократией велась борьба. Если на законодательную власть еще как-то пыталась влиять толпа, то исполнительная сосредотачивалась в руках богатых родов. Демократия принимала все более жалкий вид.
Период между 100 годом до н. э. и 14 годом н. э. сами римляне называли «Эпохой гражданских войн».[223] Влиятельные ибогатые воевали друг с другом, опираясь на свои финансы и на верные им легионы. Всякий захвативший власть считал своим долгом демонстрировать свою приверженность идеям «первородной римской республики», делать вид, что он лишь защищает ее идеалы от узурпаторов. Но и Марий, и Сулла, и Юлий Цезарь, манипулируя[224] сенатом и опираясь на квазиреспубликанскую фразеологию, фактически были абсолютными диктаторами.
Выражение «перейти Рубикон» стало устойчивым. Это значит решиться на что-либо важное, сделать бесповоротный шаг. Совершил этот поступок Юлий Цезарь, когда 10 января 49 года до н. э. злейшим образом нарушил древние римские законы и все принципы римской демократии. Речушка Рубикон отделяла Цизальпинскую Галлию от тогдашней Италии. Считалось, что всякий военачальник должен на этой речке оставить свою армию, и идти далее по родной италийской земле только как частное лицо.
Юлий Цезарь со словами: «Жребий брошен!», ставшими еще одним афоризмом, форсировал Рубикон со своими ветеранами, закаленными в огне Галльской войны. Вошел с ними в Рим… И стал диктатором.
Впрочем, неплохим. Юлий Цезарь, как правитель умный, прекрасно понимал всю опасность охватившей охлократичный Вечный город эпидемии тунеядства. Среди прочих дел Цезарь уменьшил число получавших бесплатный хлеб до «всего» 150 тысяч человек. 100 тысяч римских граждан он лишил положения почетных дармоедов, а 80 тысяч выселил из Вечного Города в колонии, чтобы посадить на землю. Половина этих люмпен-пролетариев вскоре, правда, забросила бесплатно полученную землю и вернулась в Рим…
Август, внучатый племянник Юлия Цезаря, окончательно оформил новую политическую систему: принципат. Формально сохранялась республика, фактически главой государства стал «первый гражданин» — принцепс.[225] Потом в европейских монархиях наследники короля станут называться принцами или принцессами. Так королевские отпрыски стали носить республиканский титул.
Впрочем, это была еще та республика. Народное собрание — форум окончательно утратило всякую роль.
А вот число граждан все росло. В 212 году император Каракалла сделал гражданами всех свободных подданных Римского государства, плативших налоги и соблюдавших римские законы. Непосредственная демократия окончательно сделалась бессмыслицей. Где и как миллионы новых римских граждан выбирали бы для себя принцепса?!
Император Диоклетиан (правил в 284–305 гг.) еще раз реформировал систему управления Римского государства. При этом сыне вольноотпущенника, начинавшего службу рядовым легионером, окончательно упразднили остатки демократии, фактически ее внешнюю видимость. Форум перестал собираться даже формально. В эпоху Домината,[226] или поздней античности, император стал в полном смысле единовластным властителем, он опирался на армию и бюрократический аппарат.
Доминат существовал до падения Рима в 476 году н. э. Даже формально никакой демократии уже не было. Но на местном уровне Римская империя всю свою историю сохраняла систему самоуправления, оставшуюся от времен, когда Рим был маленьким полисом, городом-государством площадью 870 квадратных километров. Гремели гражданские войны, Цезарь переходил Рубикон, Антоний женился на Клеопатре, Октавиан Август устанавливал свой принципат… А в бесчисленных избирательных округах Римского государства собирались на форумы граждане и выбирали чиновников местного самоуправления — муниципалов. Муниципалитеты собирали местные налоги, распределяли их, вели строительство, вершили суд.
Местное самоуправление позволяло принцепсам иметь по сегодняшним меркам очень маленький бюрократический аппарат: чиновники были попросту не нужны. Всеми местными делами все равно ведали муниципалитеты.
Римская империя вошла в историю как сочетание центральной олигархии, а потом и монархии с демократией на местах. Современные же демократы продолжают считать, что демократия очень эффективна при управлении всем государством…
Не так давно священник Михаил Ардов вернул в оборот старую мысль о том, что монархия предпочтительнее республики, потому что на троне просто по теории вероятности может оказаться порядочный человек. Православный публицист пишет: «Монархия не избавляет подданных от напастей, она дает надежду. Есть такой известный афоризм, который я, возможно, не полностью разделяю, но который мне очень симпатичен: «Я за монархию против республики, потому что при монархии на престоле случайно может оказаться добрый и порядочный человек. А при выборах это абсолютно невозможно. Туда он никогда не долезет»».
Кто сказал? Ильин? Солоневич? А, может, кто-то из британцев, демонстрирующих чисто английское остроумие?
Поиски приводят к фигуре поистине удивительной — Александру Введенскому. Да-да, тому самому замечательному ленинградскому поэту-модернисту и другу Хармса. Точного высказывания не сохранилось, но Введенский щеголял в сталинские годы (!) своим монархизмом и любил повторять, что при наследственной власти у ее кормила случайно может оказаться и порядочный человек.
Шутка дорого ему стоила. Когда Сергей Михалков добился реабилитации поэта, в справке, выданной КГБ, значилось: «Будучи монархистом по убеждению и являясь членом руководящего ядра антисоветской группы литераторов, сочинял и протаскивал в детскую литературу политически враждебные идеи и установки, культивировал и распространял поэтическую форму «зауми» как способ зашифровки антисоветской агитации, сочинял и нелегально распространял антисоветские литературные произведения».
Вот такая встреча у монархии получилась с тиранией. И охлократией, конечно.
В Средние века в Италии, Испании, на Юге Франции существовало городское самоуправление. На селе господствовали феодалы, власть владельцев земли стала и политической властью. А города оставались свободными.
В них не было личной зависимости людей и действовал принцип: «Городской воздух делает человека свободным». Даже беглый раб или крепостной становились свободными. Для того чтобы стать вольными людьми, они должны были прожить в городе год и один день… И все, этого достаточно. Прожил в городе год и один день — иди на главную площадь, где собирается городское народное собрание. Там висит колокол, созывающий граждан. Смело дергай за веревку, зови людей…
И народное собрание сделает тебя гражданином города, свободным человеком.
Позже такой новый горожанин просто подавал документ чиновникам муниципалитета. Неграмотный? За небольшую плату тебе напишут заявление по установленной форме. Его рассмотрят и, если ты прав, сделают тебя гражданином, включат в списки горожан. В определенные дни года, обычно под Рождество, новым горожанам торжественно вручался документ об их правах.
Города, кстати, были маленькие… В них хорошо действовали принципы непосредственной демократии, где все знают всех.
Магдебургское городское право — это свод основных законов, по которым может управляться торгово-промышленный город. Сложился кодекс в Магдебурге в XIII веке из разных источников. Из привилегий, данных городскому патрициату архиепископом Вихманом в 1188 году. Из постановлений суда шеффенов Магдебурга. Шеффены — это судебные заседатели, определявшие наказание вместе с судьей, то есть своеобразные предшественники суда присяжных.
Важным источником Магдебургского права стало «Саксонское зерцало», сборник, составленный в 1221–1225 годах шеффеном Эйке фон Репковым.[227] Это было первое универсальное законодательство, применимое в любом городе и исходящее из его права на самоуправление. Город был сувереном и законодателем, и все пункты исходили именно из этого.
Магдебургское право применялось во многих городах — уж очень оно было удобным. Идеи демократического самоуправления катились по Европе, до Скандинавии и славянских земель. На востоке Европы Магдебургское право часто называли «немецким».
Во всех странах горожане имели особые черты характера, малопонятные (порой — малоприятные) для аграрных классов общества: и для дворян, и для крестьян. Жители городов были индивидуалистами. Горожанин очень хорошо отделял сам себя от общества и свой интерес от интересов общества, короля или города. Горожанин плохо понимал, почему он должен скрывать свое желание нажиться и почему о его добрых делах никто не должен знать. В его поведении проявлялись то откровенное своекорыстие, то показная, широкая благотворительность. Города жили гласно, шумно, открыто… Демократически.
Королям было труднее… Многие из них были бы и не против каких-то элементов демократии, но как ее реально осуществить? Подданных очень уж много.
Во Франции короли проводили расширенные собрания королевского совета, на которые звали представителей от городов. По одному от города. В провинциях проводились «ассамблеи сословий», на них собирались священники, дворяне и горожане.
А в 1302 году произошло нечто новое…
Несколькими годами ранее Филипп IV Красивый, которого называли еще Железным королем,[228] поссорился с Папой Римским. Причина ссоры была проста: король хотел наложить лапу на церковную десятину. Она собирается в его владениях и с его подданных. С какой стати отдавать деньги в Рим?! Эти 10 % королю и самому пригодятся.
Окружение монарха составляли не только дворяне, но и горожане — большие законники, воспитанные на традициях римского права. Министр Гийом Ногарэ утверждал, что все подданные короля, не исключая и священников, должны помогать своей стране. В том числе и деньгами.
Папа Бонифаций VIII пришел в ярость. Осенью 1296 года он издал буллу «Clericis laicos», категорически запрещавшую духовенству платить подати мирянам, а мирянам — требовать таких платежей у духовенства без специального соизволения римской курии.
В ответ Филипп Красивый воспретил вывоз из Франции золота и серебра: фактически запретил вывозить церковную десятину.
Кроме того, придворные законники во главе с Ногарэ советовали королю изъять из ведения церкви целые категории уголовных дел и подчинить себе епископов.
Тут папа рассердился еще сильнее. В 1300 году он отправил в Париж своего посланника — легата, епископа Бернара Сессети. Происходил епископ из Лангедока… А эта страна была совсем недавно завоевана Францией.[229] Само по себе присоединение Лангедока к Франции — очень интересная страница истории. Она хорошо иллюстрирует, какое же государство является империей.[230] Для этой же главы важно, что последние восстания в Лангедоке были подавлены совсем недавно.
Для Бернара Сессети Франция была государством колонизаторов, и он повел себя соответственно. После целого ряда полученных от него прямых оскорблений король Филипп возбудил против Сессети судебный процесс, обвиняя епископа в «оскорблении короны», измене и в других преступлениях. Кому изменял епископ? Королю Франции! Ведь он — подданный короля… Но папа сообщил Филиппу, что духовные лица не подлежат его суду. В свою очередь, король потребовал от папы лишить Сессети духовного сана.
В декабре 1301 года Бонифаций ответил Филиппу обвинением его самого в посягательстве на духовную власть и потребовал привлечь его к своему суду. Он отправил королю буллу,[231] в которой подчеркивал всю полноту папской власти и преимущество ее над всякой (без исключений) светской властью.
Ситуация возникла патовая… Король — суверен, но ведь и папа — тоже суверен… Король, правда, не имел права судить духовное лицо.
В общем всю эту забытую историю я излагаю лишь для того, чтобы объяснить следующий шаг короля Франции.
Именно тогда Филипп Красивый по совету своих верных министров принимает решение, имевшее впоследствии огромное значение. Он собирает так называемые Генеральные штаты. «Генеральные» — значит не «главные», а «общие». Штаты — то есть страны.[232] Общий совет всех стран, входящих в Королевство Франция. Со всех графств и герцогств, из всех городов прибыли ко двору представители. Гийом Ногарэ лично выступил перед собравшимися, сообщив новую идею: оказывается, нация тоже суверенна! Нация — новая для тех времен категория. Ногарэ имел в виду совокупность подданных одного государства. Нация имеет права суверена: может издавать законы, править сама собой.
Нацию и в наше время определяют так же. В международном праве под нацией понимается совокупность граждан государства. Только определение дается более развернутое: «Социально-экономическая, культурно-политическая и духовная общность людей, сложившаяся в результате становления государства и выработки надэтнической культурной и политической традиции. Может рассматриваться как форма этнической жизни индустриальной эпохи».[233]
Король начал свое выступление с яркого шага: демонстративно сжег папскую буллу… По другим данным, он сжег ее еще до созыва Генеральных штатов, но позаботился, чтобы делегаты об этом узнали. Он задал вопрос: может ли король собирать налоги с представителей нации? «Конечно!» — ответила «нация». Но только сначала она должна утвердить эти налоги… и пусть потом король их собирает.
Немного поперхнувшись от такой перспективы, Филипп попросил нацию решить его конфликт с папой… Конечно, король имеет право собирать налоги с нации, а папа нет! — так ответили Генеральные штаты. Конечно, священники подлежат суду короля, а не папы!
Генеральные штаты позволили королю завершить его борьбу с папами. Ни Бонифаций, ни его преемники не могли ничего поделать с французским королем, ведь теперь он опирался не только на феодалов, но и на «нацию»!
В 1309 году новый папа Климент V, француз по происхождению, перенес свою резиденцию из Рима в Авиньон…
Этот город в Южной Франции находился под непосредственным влиянием французского правительства. Папа на время по сути покорился королю.
Так французский король стал сильнее наместника Бога на земле, а помогли ему в этом Генеральные штаты и идея суверенитета нации.
Обоим «изобретениям» Ногарэ — и нации, и Генеральным штатам — суждена была долгая жизнь. Чуть не сказал «долгая счастливая жизнь». Но этот штамп не имеет отношения к реальности.
Филипп Красивый, Железный король, еще не раз собирал Генеральные штаты, чтобы пополнить вечно пустую казну. Они позволяли вводить новые налоги, продавать и отдавать в аренду различные должности, производить насильственные займы у городов. С помощью Генеральных штатов король облагал высокими налогами и товары, и имения. С их же помощью он успешно централизовал свою власть. Запретил, например, чеканить монету всем властителям своего государства, кроме самого себя.
Он также собрал Генеральные штаты, чтобы разгромить Орден тамплиеров и наложить лапу на его богатства. К слову, он был должен этому Ордену уж очень большие деньги…
В 1307 году Ногарэ велел арестовать тамплиеров и начал против них процесс. Его вели, кроме светских властей, еще и папские инквизиторы: папа Климент V тоже хотел добраться до богатств тамплиеров. Под ужасающими пытками почти все они сознались во всех фантастических преступлениях, какие только приходили в голову их палачам. Они «оказались» злейшими врагами христианства, эти ужасные, слишком богатые тамплиеры.
Процесс длился несколько лет. Климент V то пробовал защищать несчастных, то порывался отстранить от процесса светских судей и заменить их только инквизиторами, которые подчинялись бы лично папе. Но против был не только король Франции, но и Генеральные штаты.
Печать рыцарского Ордена таплиеров.
Тамплиеров обвинили во всех смертных грехах, включая педерастию и развращение малолетних. Не без участия демократического органа — Генеральных штатов.
Король предал тамплиеров светскому суду, суд объявил рыцарей виновными во всех преступлениях, которые им вменялись, — от педерастии до поклонения сатане.
И постановил сжечь руководителей ордена. Папа подчинился… В 1312 году он объявил орден уничтоженным, и Филипп завладел почти всем его имуществом.
Были ли виновны тамплиеры хоть в чем-то, кроме гордости, переходящей в заносчивость, и рачительности, переходящей в алчность, крайне маловероятно. По крайней мере, в Испании и в Португалии к ним отнеслись лояльнее и после упразднения ордена позволили влиться в другие ордена.
Есть мрачная легенда о том, как Великий Магистр Ордена тамплиеров Жак Моле, приговоренный к сожжению на костре, проклял Филиппа и его потомство, а также министра Ногаре и папу Климента V. «Не минет и года, как вы последуете за мной!», — воскликнул Жак Моле, обращаясь к «судебной тройке», когда первые языки пламени коснулись его пят.
Железный Король скоропостижно умер 29 ноября 1314 года… Судя по всему, от инсульта. В течение года при таинственных обстоятельствам ушли из жизни и Ногаре, и сам папа римский. Проклятие тамплиера действовало эффективно, если верить легенде.
Считается, что вообще вся династия Филиппа угасла именно от этого проклятия.
Но Генеральные штаты остались! Они еще много раз созывались по инициативе королевской власти в сложные моменты истории. На них опиралась власть во время бесконечной Столетней войны 1337–1453 годов,[234] в период народных восстаний XIV века. Порой активных участников заседаний королевская власть брала в свою администрацию.[235]
5 мая 1789 года в условиях острого политического кризиса накануне Великой французской революции король вспомнил о демократии и созвал Генеральные штаты. Каждое сословие заседало в Генеральных штатах отдельно. В июне 1789 года депутаты третьего сословия «отделились» и объявили себя Национальным собранием, органом, который должен дать Франции новые законы. С этого и началась череда страшных и кровавых событий, о которых во Франции до сих пор говорят с придыханием: Великая революция 1789–1793 годов…
В Нидерландах (Голландии) с 1463 года тоже возникло высшее сословно-представительское учреждение под названием Генеральные штаты.
Голландия хотела освободиться от власти испанских королей и создала собственный орган «суверенной нации».
В Испании с XVII века появились Генеральные кортесы — то же самое, что Генеральные штаты.
Идеи Гийома Ногарэ продолжали жить и побеждать. Это же очень важная идея для демократии! Действительно: жители государства имеют право быть коллективным сувереном. Красота! Ни король, ни церковь не нужны.
Есть здесь, правда, одна деталь: никто толком не знает, что же такое нация. Скажем, крупнейший западный теоретик понятия «суверенитет» Бенедикт Андерсон говорит о нациях как о неких надуманных общностях — «воображаемых сообществах». Это феномен в первую очередь культурный и только потом этнический и социальный.[236]
О смысле термина спорят и спорят. Вот мнение известного российского специалиста в сфере государственного управления Г. В. Атаманчука относительно термина «суверенитет»: «Научное представление о его сущности, содержании и формах реализации до сих пор так и не создано. Этим термином оперируют, кому как хочется».[237]
Но ведь оперируют, и уже давно — больше 200 лет!
Нация суверенна… Но непонятно, что такое нация: понятие это политическое, этническое или языковое?
Впервые понятие нация в его современном значении стало использоваться в ходе Французской революции, когда возникла необходимость сформировать некую общность взамен «подданства французской короны».
Революционеры XVIII века провозгласили: нация имеет право выступить против короля. Получилось как-то странно. Содержание термина оставалось неясным. При королях общность подданных была чисто политической. Бретонцы, гасконцы и бургундцы были подданными монарха и могли быть вполне лояльны трону… Они подчинялись французскому королю, а никакой не «французской нации».
Революционеры говорили от имени всех, но лихо включали во «французскую нацию» народы, которые себя французами вовсе не считали. Стремление бретонцев и жителей Юга Франции обрести независимость от Парижа они «почему-то» считали не стремлением нации к самоопределению, а государственной изменой. В результате в Бретани было убито больше 100 тысяч крестьян и священников, которые полагали: они должны или подчиняться общему с французами королю, или быть независимыми. Подчиняться французам они не хотели, частью французской нации себя не считали.
Вандейские войны вспыхнули в 1793 году и повторялись несколько раз до 1815 года, до вступления союзников во Францию. До сих пор считается, что это были восстания упертых роялистов, поощряемых Англией, что революционная армия входила в Бретань, якобы как в гнездо контрреволюционеров. До сих пор во Франции не хотят замечать национальной подоплеки «восстаний в Вандее».
С легкой руки французов идеи национального самоопределения и национального суверенитета покатились по Европе… и по всему миру.[238]
Идеология национализма проста: нужно обособить и вычленить отдельную нацию из общего числа народностей, проживавших до ее возникновения на определенной территории. Стоит обособиться, и национализм начинает работать на становление, защиту и укрепление своей нации. Своей — но вовсе не всех остальных!
В Австрии во время революции 1848 года венгры требовали освобождения от власти немцев и их императоров. Освободились. На месте Австрии возникла Австро-Венгрия, состоявшая как бы из двух государств. Но уже в ходе революции венгры подавляли восстания румын и славянских народов. И подавляли более жестоко, чем австрийцы: сносили артиллерийским огнем деревни с лица земли, убивали пленных, сгоняли с земли людей по национальному признаку…
С их точки зрения это было логично: венгры боролись за демократию… Но за какую? За венгерскую. Для венгров, а вовсе не для словаков или румын.
Так повторялось потом много раз, когда необходимо было обосновать государственность колоний, поставить под сомнение власть Австро-Венгерской, Британской, Германской, Российской империй. И каждый раз была востребована идея национального суверенитета.
При распаде Российской империи в 1918 году в Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа от 12 января 1918 года говорилось: «Советская Российская Республика учреждается на основе свободного союза свободных наций», то есть как федерация советских национальных республик.
Фактически эти республики выйти из СССР не могли, но прелести национального суверенитета россияне познали не только в 1918, но и в 1991 году. Когда Грузия вышла из состава СССР и тут же ввела войска в Абхазию и Южную Осетию. Когда Армения и Азербайджан стали суверенными и тут же начали войну за Нагорный Карабах.
Сейчас понятия государственного и национального суверенитетов закреплены в Уставе ООН в виде положения о суверенном равенстве государств и праве наций на самоопределение.
Но если идея суверенитета нации неотделима от идеи демократии, тут еще подумаешь, становиться ли демократом…
Правда, есть и другая модель демократии, в которой суверенитет нации никак не предусмотрен. Придумали его англосаксы.